Русские распутья или Что быть могло, но стать не возмогло - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кремлев cтр.№ 105

Отказ же Ивана с какого-то момента от сотрудничества с Сильвестром, Адашевым и т. д. был вызван не капризами, а тем, что эти «ближние», как и ряд других, пожелали не играть под рукой царя, а играть царём. Иван, как можно предполагать, был человеком в чём-то простодушным, но коль уж обнаруживал чьи-либо нечистые замыслы, веры опальным более не давал. Впрочем, порой он верил им вновь, порой при этом фатально ошибаясь.

Реально воцарившись в 1547 году, молодой Иван сразу оказался способным не просто на осмысленную политику, но на перспективную политику. Его поведение было таково, что уже юного Ивана бояре опасались, ибо крутой нрав был обнаружен им сразу. Тем не менее, Иван был способен на настоящую коллективную работу по руководству государством, по его расширению, всестороннему развитию и укреплению. Это – признак компетентного менеджера.

Многие последующие проблемы Руси в его эпоху возникали именно как следствие его активности и державной компетентности. Причём его действия были системно точны. Например, если бы он не присоединил Казань и Астрахань, а сохранял статус-кво, то спокойствия Руси всё равно бы не обеспечил. Напротив, оба ханства в союзе с Крымом и при поддержке Османской империи попросту блокировали бы возможность мирного развития России в её границах 1547 года. Присоединив же восточные ханства, Иван не только расширил территорию, но и ликвидировал стратегическую угрозу как для лично его царствования, так и – что ещё важнее – вообще для будущей России.

Ликвидировал её навсегда!

Не мог Иван не начать – по ранее уже указанным причинам – и Ливонскую войну. И вёл он её в целом вполне компетентно, и не его вина, что в той войне против него сплотились очень уж мощные внешние силы, получавшие, к тому же, поддержку предательской части русской элиты.

Внутригосударственные реформы Грозного также были впечатляющими и прогрессивными, включая поддержку им торгово-промышленных слоёв.

И недаром ведь Ломоносов отметил в своём «Кратком летописце»: «Его (Ивана IV. – С.К.) повелением началось в Москве печатание книжное»…

Жёсткой державной рукой (причём – отнюдь не так тиранически и кроваво, как это подавали и подают либералы всех времён и всех народов) Иван Грозный настолько эффективно и прочно упрочил в Русском государстве режим централизации и территориальной консолидации, что его не смогли сломать даже последующее Смутное время с его «Семибоярщиной», призвавшей на русский трон польского королевича Владислава и впустившей в Москву польское войско…

В позднем периоде царствования Ивана есть эпизод, нередко упускаемый из вида – в январе 1580 года он созвал, как сообщает Карамзин, «знаменитейшее духовенство в столицу: архиепископа Александра новгородского, Иеремию казанского, Давида ростовского, всех епископов, архимандритов, игуменов, славнейших умом или благочестием иноков» на очередной церковный Собор. Ярко описав военные опасности, подступившие к России со всех сторон, Иван потребовал от духовенства жертвы в целях пополнения казны и государственных доходов.

Ещё до общего Собора Иван призвал к себе отдельно сорок иерархов и обрушился на них с заявлением о том, что «дворянство и народ вопиет» к нему с жалобами, что церковь присвоила себе все богатства страны, не платит пошлин и военных издержек, захватила в собственность треть городов, посадов и деревень, что церковники ведут жизнь «самую праздную», утопают «в удовольствиях и наслаждениях», и т. д.

Православная церковь чтит ровно сорок севастийских мучеников за веру, и ограничение царём численности призванных иерархов этой «знаковой» цифрой оказывалось намёком, весьма действенным в силу своей прозрачности. В результате иерархи – уже на Соборе – дрогнули, но, всё же, – не до конца. Мученическая полоса в жизни русской церкви времён нашествия Батыя осталась в далёком прошлом, и жадность пересиливала страх перед царём. Решение было принято половинчатое: церковь передавала в собственность государства земли, ранее пожалованные ей князьями, а также заложенные… Тем не менее Иван обеспечил солидный рост государственных доходов за счёт церковных богатств, что было крайне своевременным ввиду огромных военных расходов. Однако не трудно догадаться, что отношение церковных иерархов к Грозному – и до этого, мягко говоря, неоднозначное, – лучшим после Собора 1580 года не стало.

Как в мировой, так и в отечественной либеральной историографии Грозного оболгали не раз именно в силу того, что его фигура в действительности величественна.

Карамзин не был приверженцем Ивана, однако, подводя итоги царствования Ивана Грозного в их реальной части, приводил впечатляющие примеры результатов этого царствования… Он писал, что «к достохвальным деяниям сего царствования принадлежит ещё строение многих новых городов для безопасности наших пределов. Кроме Лаишева, Чебоксар, Козмодемьянска, Болхова, Орла и других крепостей…, Иоанн основал Донков, Епифань, Венев, Чернь, Кокшажск, Тетюши, Алатырь, Арзамас…».

Если быть точным, то Арзамас не был основан Грозным. Арзамас в эпоху Ивана лишь получил новое, но зато – решающее для его будущего, развитие, как и многие другие города. Карамзин также подчёркивает, что «размножение городов» стимулировало развитие торговли и умножало доходы казны. Торговые пошлины, введённые Иваном, по некоторым показателям были равнозначны монополии внешней торговли, как о том и говорил Сталин. При этом на ввозимые драгоценные металлы налагалась пошлина, а вывоз их был, как и ранее, запрещён!

Карамзин рисовал впечатляющую картину торговли России с Нидерландами, Германией, Испанией, Францией, Данией, Швецией, Средней Азией и Востоком… Он писал о мощи войска, об огромном артиллерийском арсенале Ивана, о богатстве казны. По свидетельству Карамзина доходы казны в 1588 году «простирались до шести миллионов нынешних серебряных рублей» – сумма огромная!

Однако тот же Карамзин – апологет самодержавия, не понял Ивана. Карамзин называл его и «тираном», и «царём-мучителем», писал, что «если иго Батыево унизило дух России, то, без сомнения, не возвысило его и царствование Иоанново», и утверждал, что «напрасно некоторые чужеземные историки писали о заговорах, …сии заговоры существовали единственно в смутном уме Царя…».

Странно, что правоверный монархист Карамзин так истово не верил в возможность заговора против царя после того, как император Павел – о чём в своём месте – пал жертвой именно дворцового заговора. Но, так или иначе, царская Россия словно бы стыдилась эпохи Грозного – как якобы исключительно кровавой и тиранической.

Влияние давнего клише было так велико, что самодержавная царская Россия так и не рискнула поставить памятник Ивану Грозному – первому русскому самодержцу. Ему не нашлось места среди основателей Русского государства и на памятнике «1000-летие России», установленном в Новгороде, хотя там изображены члены «избранной рады» Адашев и Сильвестр.

Невероятно, но – факт!

Хотя, если вдуматься, царь Иван погромил своекорыстную княжеско-боярскую элиту так, как это и не снилось Ивану Болотникову, Степану Разину и Емельяну Пугачёву вместе взятым. За что же, спрашивается, было чествовать царя Ивана княжеской России конца XIX века – в своей антигосударственной сути преемнице боярской Руси конца XVI века?