Девушка-праздник - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Алюшина cтр.№ 45

На седьмой год открыл турбазу, спасибо мужикам, они же пробили реализацию его продукции по Москве, цены Власов сразу установил высокие – затрат на выращивание экологически чистого продукта во много раз больше, чем традиционного. И тогда же сдал государству сверх нормы зерновые. Вышел на областные и районные поставки – несколько магазинов, договоры с кафе-ресторанами и закупщиками овощей.

На восьмой год понял, что победил!

Себя в первую очередь! И не просто победил – Игорю это нравилось! Его выпестованное детище, выстраданное дело, его хозяйство!

И пусть проблем только прибавилось и еще многое запланировано сделать, но! В ресторанах Макса при входе красуются вывески: «В блюдах нашего ресторана используются экологически чистые продукты агрокомплекса «Хозяйство Власова»!»

– Здорово! – восхитилась Дашка. – И туризм еще!

– База – это не весь туризм у меня здесь, Даш. Слышала о таком движении – экотуризм? Это Федька со своими иностранными партнерами разговорился как-то, про мое хозяйство им рассказал, так они предложили войти в эту программу. Дело в том, что, если пожить у меня здесь пару месяцев, проходят многие виды аллергии, а если год, то любая аллергия уходит. Европейские энтузиасты по всему миру по таким хозяйствам ездят. Живут в домах местных жителей, работают с ними наравне, а уезжая, могут купить продукцию по себестоимости в любом количестве. Так они еще и деньги платят, чтобы так пожить. Тоже статья дохода. У меня сейчас в двух деревнях приблизительно человек восемьдесят туристов – и так круглый год.

– То есть у тебя с рабочим ресурсом проблем нет?

– Есть, но другого порядка. У меня заявлений на прием на работу и постоянное проживание пачки, а я не подписываю. Мне специалисты нужны: врачи, медсестры, учителя, инженеры, технологи, зоотехники, да до фига! Пустующих домов давно уже нет, строим новые. Пришлось еще один садик построить, вместо медпункта – больницу с поликлиникой, к школе новое здание пристроить и сделать полный ремонт старого, вместо клуба запыленного – центр досуга и развлечений современный, кстати, тоже заведующий нужен. Детей, закончивших школу с хорошим аттестатом, за счет хозяйства посылаем в институты учиться. Проблем не уменьшилось, стало в порядки больше, но они знаковость поменяли на положительную.

– И что, у тебя теперь не пьют?

– Сухой закон давно отменен. Пьют, но, как нормальные люди, по праздникам, в выходные, на свадьбах-поминках. Запойных нет. И на работу с бодуна или в подпитии никто не приходит, опасаются. Я пару мужиков за это дело уволил и пригрозил, что, если узнаю, кто им «сердобольную подносит», тоже уволю. Они помаялись без работы и пришли каяться. Я объяснил, что простить-то простил, но веры им нет и на работу не возьму. Поехали сами в город, закодировались на пять лет, взял назад, одни из лучших работников. Еще парочку показательных наказаний провел – все! Трезвенники как один.

– «В гневе барин был крутенек!» – процитировала Дарья.

– А по-другому, Даш, никак! – объяснил с горячностью Власов. – Пряник и определенные, жестко обозначенные требования, рамки. В виде пряника премии, подарки лучшим работникам по итогам – спутниковые антенны, плазмы, видео, помощь в ремонте домов, даже турпутевки за треть цены в Турцию, Египет, Сочи, Крым, остальное сам оплачиваю.

– И ездят? – подивилась Дашка.

– Да что ты! – похвалился с иронией Игорь. – Они у меня теперь продвинутые, отпускаю, конечно, летом не всех, самая запарка! Но это тоже момент соревновательный, самых лучших, ударников, премирую заграницей, а они стараются.

– А ты сам-то сухой закон соблюдал? – провокационно спросила Дарья.

– А как же! – усмехнулся Власов. – Когда здесь находился, соблюдал, даже дома спиртного не держал. В офисе, разумеется, имелось, люди-то разные на переговоры ездят, но я с ними не пил, закон один для всех. Ну а когда в Москву приезжал, мы с мужиками выпивали при встрече. Но мы вообще не по этим делам, за всю жизнь раза, наверное, три совсем уж жесткий выпивон был, и то по суровым сверх меры поводам. А пить до той степени, когда, проснувшись пораньше, первым делом снимаешь с себя ботинки, – это не про нас.

– А мы с тобой иногда что-то пьем, – заметила Дашка. – И в Италии, и вот сейчас.

– Хорошее итальянское сухое вино еще никому не повредило, – усмехнулся Власов и добавил: – В конце концов, как говорит Жванецкий, кто я такой, чтобы не пить?

– В таком случае, Власов! – торжественным тоном произнесла Дашка. И он заметил нечто такое в ее глазах… воздаяние победителю, что ли. – Давай за тебя выпьем! – подняла она бокал. – Ты жесткий, суровый в делах и, скорее всего, трудный в жизни, но ты великий мужчина! Это я тебе искренне говорю и преклоняюсь перед тем, что и как ты делаешь! За тебя!

А он вдруг почувствовал от этих слов нечто такое, что не передашь словами. И вдруг он понял, как-то в один момент: что, может быть, высший смысл всех его преодолений себя, обстоятельств, невозможностей заключается не в повышении самооценки, не в очередном достижении, а вот в этом чистом и искреннем переживании и понимании его трудностей, признании и восхищении его победой той единственно важной и нужной ему женщины! Самая высшая награда за достижения.

Он поднял бокал и чокнулся с ее бокалом, молча, боясь голосом выдать свои чувства, сжимавшие горло, а Дарья добавила:

– И за твой дар, невероятную чуйку, о которой мечтают все бизнесмены мира и мало кто имеет! – и выпила до дна.

Власов выпил, поддерживая хвалебную речь, кашлянул пару раз, избавляясь от тисков на горле, и поспешил перевести разговор на шутливую волну:

– Да я-то что, так, интуит по возможности, вот у меня в хозяйстве дедок есть, Федотыч, это что-то из русских сказок-преданий!

– Расскажи, расскажи! – потребовала Дашка с девчоночьим энтузиазмом.

Власов рассказал, уводя их обоих от тонкого прочувствованного момента, усмехнувшись своей фирменной улыбкой:

– Федотыч – это уникум! Вот если у кого есть чуйка, так это у него! Я когда собрался поля первый раз засевать, приходит в правление ко мне на прием дедок такой колоритный – маленький, сморщенный, как старый гриб, с хитрющими глазами, и нечто такое в этих глазах, нам недоступное. И скороговорочкой простонародной, пересыпанной матом, мне заявляет: «Сеять рано! Посеешь сейчас – х… что соберешь!» Ну, давай, говорю, рассказывай, о чем речь. А он мне: «Пошли, Николаич, лучше покажу». Приводит меня в поле, скидывает штаны и голой пятой точкой садится на землю. Посидел, к чему-то там в себе прислушался, встал, портки натянул. Не, говорит, рано, земля холодит, убьет зерно! Знаешь, а я его послушал, посеял через неделю, когда он «добро» дал. А ростки пошли – офонарел! Во всех хозяйствах вокруг померзло, а у меня здоровехонько! Я Федотыча к себе в кабинет, дверь закрыл, вискаря двадцатилетнего налил для разговора. Он хлопнул, крякнул. «Говно! – говорит. – Ты мне, Николаич, аппаратик мой возверни, так я тебя таким продуктом угощу, маму забудешь!»