Я плакала, пока не выплакала все слезы.
Прошел год
Эпилог
– Едем на море! – вскидывая руки в воздух, выкрикнула Кэз, моя соседка по комнате в кампусе. Горячий майский бриз трепал ее густые рыжие волосы. Кэз родом из Австралии, из Брисбена, и напоминала мне Николь Кидман в том старом фильме «Бандиты на велосипедах». Та же курчавая грива, тот же очаровательный выговор.
Мы только что закончили первый курс в Колледже Пирса в калифорнийском Вудленд-Хиллзе и с головой ринулись исследовать глубины смысла слова «свобода». Я продала свои учебники, сдала комнату проверяющему и блистательно завалила последний экзамен. Фиг с ней, с углубленной химией.
Мой текущий список мирских забот сводился к одному: развлекаться, развлекаться и на солнышке валяться!
– Никто из вас никогда не ездил по Первому?
[22]
– спросила с заднего сиденья Хуанита, еще одна соседка. Она уткнулась в айфон, бурно переписываясь со своим свежеохмуренным парнем, Адольфом. Кажется, это ее первый. Мы с Кэз едва уговорили Хуаниту поехать с нами – она боялась, за две недели разлуки Адольф передумает и бросит ее. Можно было сколько угодно разглагольствовать о ненадежности мужчин и независимости женщин, но я хорошо знала, каково это: найти любовь и потерять ее. – Только скажите мне, где хотите остановиться по дороге, и я уморю вас рассказами об исторической или социальной ценности каждого пригорка. Тут есть и Херст-Касл, и пляж Зума, и Часовня Путников
[23]
…
– Мы не хотим останавливаться! – воскликнула Кэз. – В том-то все и дело. Мы хотим убраться отсюда как можно дальше. Хотим ехать вечно! Ййии-хууу!
– Мы сняли на две недели непотребно дорогую лачугу около пляжа Ван Дамма, задаток за которую не возвращается, так что вечно ехать не получится, – прагматично заметила Хуанита. – Кстати, кто это придумал?
– Бритт, – ответила Кэз. – Она из Айдахо, пляж для нее – мечта всей жизни. Не будь так строга с нею. Обычно бедняжка проводит лето на ферме, соревнуясь в метании картошки
[24]
.
– А разве в Брисбене люди не гоняют весь отпуск на внедорожниках? – подколола ее я.
– Боганы
[25]
– пацаны реально круче «красношеих», – ухмыльнулась Кэз.
– А в Монтерее, – не давала себя сбить Хуанита, – есть большой аквариум. Можем там пообедать. Бритт, ты должна его оценить. Хотя, вероятно, некоторым он покажется слишком уж академичным. Сейчас ведь учиться грешно.
– Учеба кончилась! К черту образование! – запротестовала Кэз, восторженно колотя кулаками по приборной доске.
– Я слышала, что на пляже Ван Дамма можно насобирать морских ушек, – вступила я, стараясь говорить небрежно. Притворялась, конечно: я прекрасно знала о том, что именно на пляже Ван Дамма ушки как раз и собирают. Весь последний семестр я откладывала свою зарплату уборщика на кампусе и теперь собиралась спустить ее на две недели аренды домика у океана. И все потому, что хотела испечь свое первое морское ушко – на костре, как положено.
Разумеется, на самом деле я хотела увидеть Джуда.
– Да, сбор морских ушек – популярное развлечение на пляже Ван Дамма, – подтвердила Хуанита. – Но это может быть очень опасным, особенно если не знаешь, что делаешь. Я бы не советовала.
– Думаю, стоит попробовать, – тут же провозгласила Кэз.
– Валяй. – Хуанита не отрывала глаз от телефона. – Я посижу на пляже и посмотрю с безопасного полотенца, как ты тонешь.
– Знаешь, это тянет на неплохой девиз, – заметила Кэз, проводя рукой по воздуху, словно приклеивая воображаемый плакат. – «Сиди и смотри».
– А твоим девизом могло бы стать «В омут головой!».
– Особенно если омут высокий, загорелый и классный, – отозвалась Кэз, поднимая руку, чтобы дать мне «пять».
– Ребята, – сказала я. – Предполагалось, что мы едем развлекаться. Хватит спорить. Закройте глаза. Глубоко вдохните. Подумайте о хорошем. И сдайте мне телефоны – запру их в бардачке. Без нытья! Кэз, собери. Вот мой.
Когда телефоны отправились под замок, Кэз с Хуанитой расслабились, и я порулила по захватывающему дух приморскому шоссе, вившемуся по уступам скал, круто обрывавшихся в пенные белые волны. Узкие обочины напомнили мне безумные русские горки в Вайоминге, но на этом все сходство заканчивалось. Сквозь темные очки я щурилась на поблескивающие бирюзовые волны, катившиеся куда хватало взгляда. Высокое ослепительно-яркое солнце жгло мои драгоценные, будь они прокляты, веснушки. А воздух! Цветущие деревья, горячий асфальт и прохладный, резкий запах морского тумана. Нет, это определенно был не Вайоминг.
Я пыталась впитывать красоты пейзажа, но не могла выбросить из головы неотвратимость того, куда вела нас дорога. С каждым пронесшимся мимо километром я оказывалась все ближе к… Если хочу увидеть его, вот он, мой шанс. Сердце подпрыгивало от предвкушения, а потом сжималось ужасом. А что, если у него есть девушка? Красивая, умная, само совершенство?
Я могла бы позвонить Джуду – у меня же есть номер. Сколько раз за последний год я принималась набирать его, но что-то все время останавливало меня на последней цифре. Что бы я сказала? Нас не связывали обычная дружба или нежность, так что «Как дела?» выглядело неподходяще. А «скучаю по тебе» – неуклюже откровенно. Или даже прилипчиво и странно, словно я придавала тем четырем дням бо́льшее значение, чем они заслуживали.
Я надеялась, что получится столкнуться друг с другом случайно. Вроде как судьба. Возможно, снять хижину недалеко от его любимого пляжа означало немного подтолкнуть перст судьбы, но что, если злодейка сама так и не захочет мне улыбнуться?
Нет, надо бы, конечно, переступить через себя и позвонить. А там будь что будет. В конце концов, это всего лишь звонок. Если ответит, всегда можно повесить трубку. У меня телефон с новым лос-анджелесским номером – он не догадается, кто звонил.
Кэз закрыла глаза, прислонившись к двери, Хуанита заснула, растянувшись на заднем сиденье. Не успела я отговорить себя, как уже нагнулась вбок, вытягивая телефон из бардачка. И набрала его номер. С каждым гудком я чувствовала, как уходит нервозность и что-то другое занимает ее место. Облегчение? Разочарование? Вот включился автоответчик.
– Звонишь домой? – спросила Кэз, зевая и протирая глаза.
– Другу с Залива. Не берет трубку. Фигня. – Подражая подруге, я тоже зевнула, надеясь, что голос меня не выдал.