Люди августа - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Лебедев cтр.№ 23

В Караганде я несколько дней пытался найти нужных мне людей. Еще в поезде я удивился, что между двумя странами, уже несколько лет как независимыми, не было пограничного досмотра. Теперь я понял, что не только таможни нет – пока нет и милиции, армии, органов безопасности; армейские патрули побирались на вокзале, милиция была одета еще в советскую форму. Подполковник Российской армии, ракетчик, направлявшийся на Байконур через Караганду, сказал мне с усмешкой, что ему хватило бы мотострелковой дивизии, чтобы забрать весь Казахстан; в поезде его слова показались мне бахвальством, но теперь я осознавал, что он имел в виду.

В карагандинских архивах бывшего КГБ, куда мне нужно было попасть, – без официальных документов, за взятку – никто не знал, кому, собственно, нужно давать взятку, все кивали друг на друга, пересылали от одного стола к другому. Наконец нашелся отставник, вызванный обратно на службу; он вынес мне дело Кастальского, назвал цену за свои услуги; мне показалось, что дорого, но потом я понял, что он предлагает мне не посмотреть, а купить дело, унести его с собой, и заплатил четыреста долларов; могли ли представить и следователь, и обвиняемый, что через несколько десятков лет картонную папку с протоколами можно будет купить за американскую валюту?

Во дворе архивного здания, на спецпомойке, – раньше мусор из нее считался, наверное, секретным и сжигался в особом месте, – открыто валялись бумаги, черно-белые фотографии, мотки фотопленки. Я поднял одно фото – и узнал место, главную городскую площадь, «наружка» снимала там карагандинские волнения 1986 года. Всего восемь лет прошло – а уже не узнать тех лиц, тех одежд, они кажутся такими далекими! И радостная, опьяняющая волна подхватила меня: Безопасность, старая шлюха, сдохла! Нет ее власти надо мной, нет ее власти больше ни над кем! Выброшены в мусор ее шпионские штучки, сдохла сука, тварь в погонах, с подведенными синевой допросных ночей глазами! Погасли допросные лампы, и крысы жрут в архивах ее дряблое, пожухлое бумажное тело, а прежние слуги торгуют этим телом навынос. Я свободен от страхов бабушки Тани, от вечной ее опаски – и могу смело читать старые следственные дела, они никому больше не причинят вреда.

Первое, что я выяснил, открыв папку в гостинице, – после отбытия срока высылки в Караганде Кастальского оставили на поселении в Казахстане с запретом покидать республику еще десять лет; местом жительства ему назначили Балхаш, поселок на берегу одноименного озера.

Это решение было вынесено в 1946 году. А вот дальше, в сорок восьмом, возникло новое дело; я думал, что он пошел «повторником», получил новый срок за какое-нибудь неловкое слово, за «клевету на советский строй»; но там были другие статьи, не из политической части Уголовного кодекса: 59, часть 3, – бандитизм, 59, часть 3а, – похищение огнестрельного оружия, 73, часть 1, – угроза убийством по отношению к должностным лицам…

Ничего себе – бывший служащий польской администрации! Дело было закрыто в связи со смертью обвиняемого – в папке лежали бумаги из райотдела милиции, заключение врача о смерти, «наступившей вследствие проникающего огнестрельного ранения в шею». Из канцелярских подробностей было понятно, что Кастальский «в составе бандгруппы» участвовал в нападении на оружейный склад, в ограблении четырех сберкасс и железнодорожного эшелона, в убийстве районного коменданта, ответственного за контроль над спецпоселенцами… Фамилии подельников – Кислицын, Тепленко, Гороев, Нагишев, Гмыря, Охлопченко, Юров, Спириакис, Сметана, Швидлер; странный состав, по фамилиям не понять, что их всех объединяет. Позже банду – или часть ее – настигла милиция с приданным отрядом солдат, был бой. Трое – Нагишев, Охлопченко, Спириакис – выжили, но суд приговорил их к расстрелу. Остальные погибли.

Что ж, мой клиент вполне мог обмануть меня – или на самом деле не знать о настоящем прошлом своего отца, такой набор статей УК как-то не вязался с личностью управленца-финансиста. Но, может быть, первоначально банда организовывалась с другими целями, и Кастальский был нужен именно как финансист, знаток банковских дел, но потом что-то пошло не так, мошенничество сорвалось, пришлось стрелять, пролилась кровь, банду стали преследовать…

У меня была мысль вернуться в архив, попросить услужливого отставника принести дела всех членов банды; но это вряд ли бы помогло мне отыскать в Балхаше могилу Кастальского. Я решил, что поеду обратно через Караганду и тогда-то наведаюсь в архив.

Пока автобус вез меня в Балхаш, я пытался построить картину произошедшего без малого сорок пять лет назад; отдельно я отметил для себя это число, сорок пять; тем, кому тогда было тридцать, сейчас семьдесят пять; кому двадцать – тем шестьдесят пять; наверняка сохранились свидетели, жив еще кто-нибудь из милиционеров, или следователь, или работник морга, журналисты районной газеты; да просто кто-нибудь, кто запомнил слухи и пересуды тогдашнего времени.

Итак, Кастальского вроде бы выпустили на свободу, но запретили выезд домой; сколько ему было в это время? Сорок четыре года. Семь лет уже в ссылке. Еще на десять он заперт в Казахстане, и не факт, что за это время ему не дадут новый срок. Бежать? Но куда?

Автобус между тем прошел треть пути до Балхаша. Всякие приметы городской жизни уже исчезли, остались только невысокие горы, почти холмы. Казалось, ландшафт хотел как-то выразить себя, но не сумел, только потрепыхался, как умирающая рыба, и замер. Серо-желтый, с оттенком пепла, цвет песка и высохшей травы. Все природные формы созданы ветром. Безлюдье – нехорошее, давящее, словно пространство будет сопротивляться, пружинить, если ты сойдешь с автобуса и попробуешь отойти от дороги.

Телеграфные столбы вдоль шоссе, которых обычно не замечаешь, тут казались гигантскими сооружениями, а провод – драгоценнейшей нитью, соединяющей дальние человеческие миры. Глинобитные хижины редких поселков, глинобитные мавзолеи на кладбищах, огромных, больше поселка, кладбищах, где каждому мертвецу строили свой дом, и потому издалека казалось, что это две деревни, два аула рядом – деревня живых и деревня мертвых…

Стоп-стоп, деревня мертвых… Я вспомнил книги казахских историков, которые читал в гостинице, пока пытался найти доступ в архивы; самые важные данные я выписал в блокнот.

Миллион сосланных в республику при шести миллионах населения. 1935-й – высланные из приграничной полосы финны. Поляки и немцы из украинской приграничной полосы – 1936 год. Корейцы – высылка из Приморья осенью 1937-го, «в целях пресечения японского шпионажа»; корейцев почему-то подселяли к полякам и немцам. Курды и иранцы из Закавказья – 1938-й. Следующая волна в 1940 году, после раздела Польши: поляки. 1941 год – сначала молдаване и румыны из Бессарабии, потом – немцы Поволжья, целая депортированная республика. Греки с Черноморского побережья СССР, трижды – 1942, 1944, 1949 годы. Депортации военного времени – карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши, крымские татары, балкарцы. А еще – басмачи из Таджикистана, точнее, те, кого трибуналы признавали басмачами. Власовцы и оуновцы после войны. Лютеране, баптисты, меннониты, исламские религиозные братства – тарикаты…

В те годы Казахстан был буквально тем светом, где были собраны выброшенные из памяти. Пазуха, пустота, внутренний карман Союза, куда прятали все, что нужно было скрыть, – от зэков и ссыльных в тридцатые, сороковые и пятидесятые до сверхсекретных заводов и ракетных полигонов впоследствии.