Грань бездны - читать онлайн книгу. Автор: Роман Глушков cтр.№ 69

– Сегодня утром на рынке только и болтали о стражах Полярного Столпа и последней проповеди Нуньеса, – добавила Долорес, продолжающая коситься на Патрицию с плохо скрываемым презрением. – Уже по меньшей мере дюжина человек из разных концов пригорода поклялись, что видели рыскающих по полям и пастбищам вактов. Пускай они не жрут скот, но фермеры все равно сильно напуганы. Отродясь, твердят, такой напасти не было. А первосвященник своей проповедью лишь еще больше людей взбаламутил.

– Да, есть у него такая привычка: чуть что, сразу кричать и на градоначальство собак спускать, – согласилась хозяйка. – Отвратительный тип. Прежний – Феоктист – тоже был не подарок, но тот хотя бы в открытую бургомистра и жандармов грязью не поливал. А Нуньесу на местных шишек откровенно начхать. Однако он вовсе не дурак, как может показаться, и прекрасно осознает, что делает. У народа ведь кто испокон веков становился любимчиками? Правильно: те, кто не боялся в открытую против власти выступать. И Нуньес старательно готовится ко дню, когда Владычица всучит ему бразды правления Аркис-Грандбоулом. По этой же причине в последнее время участились и казни за вероотступничество. Раз паства обожает подобные зрелища, значит, надо ей в этом всячески потакать. Церковь имеет полное право судить тех преступников, чьи злодеяния очерняют веру или ее официальных слуг. Отсюда и столько юридических казусов. Застукает, к примеру, один из храмовых псалмопевцев соседа на краже своей курицы, и того уже судят не за воровство, а за покушение на имущество служителя Церкви – читай, вероотступничество. И там, где обычный вор отделался бы десятком плетей, отступника ждет мученическая смерть от когтей и клыков священных нетопырей. Видела я, что это за казнь, и потому очень не завидую вашему товарищу, в чем бы он ни провинился.

– Наш товарищ – бывший сенатор Аркис-Капетинга, мсье Гуго де Бодье, – напомнил я госпоже Зигельмейер то, о чем уже говорил ей накануне. – Он скорее умрет с голоду, чем пойдет воровать. К счастью, с его талантами инженера и механика голодная смерть ему не грозит. А уж обвинить его в богохульстве не сможет даже самый ярый знаток Священного Писания. Прежде чем открыть рот, мсье Гуго взвешивает каждое свое слово и никогда не станет оскорблять чувства верующих. Негодяй, который швырнул его в церковные застенки, допустил чудовищную ошибку и обрек на смерть невиновного. Это сущая правда, поверь мне, Патриция.

– Что ж, теперь я понимаю, зачем вы пришли ко мне, – кивнула она. – Однако вынуждена вас огорчить: у меня нет ни денег, ни связей, которые поспособствовали бы вам вызволить вашего друга. Ты меня знаешь: я – светская женщина и в сегодняшней грызне стараюсь поддерживать Рейли, а не Нуньеса, пусть даже последний грозится вот-вот подмять под себя этот город. Мне очень жаль, но те члены церковного синода, с какими у меня еще сохранились мало-мальски хорошие отношения, не сумеют убедить первосвященника помиловать де Бодье. Тем более, если, как ты подозреваешь, к его аресту причастен сам дон Риего-и-Ордас.

– Но эти святоши могут хотя бы позволить их узнику последнее свидание с дочерью? – полюбопытствовал я. – Дочерью, которая приехала издалека и желала бы проститься с отцом, прежде чем он примет мученическую смерть. Уж в этой-то малости, полагаю, Церковь Сенатору не откажет?

– Какой такой дочерью? – нахмурилась интриганка, почуяв неладное.

– Той самой, которая сидит сейчас перед тобой и слезно умоляет тебя помочь ей увидеться с многогрешным папочкой, – пояснил я, сохраняя серьезную мину. – Пусть даже ненадолго: на час, полчаса… В принципе и пятнадцати минут нам будет вполне достаточно.

– Достаточно для чего?! – вмиг посуровела госпожа Зигельмейер. – Учтите: если вы, отщепенцы, решили устроить де Бодье побег, то даже не пытайтесь втягивать меня в вашу авантюру!

– Полноте, Патриция! – всплеснул руками я. – Мы что, похожи на конченых безумцев, которым не терпится напасть на храм Семи Ангелов? Речь идет всего-навсего об обычном свидании, и только! Дочь обнимет напоследок отца, поплачет у него на груди, попрощается и уйдет. А он останется в камере проклинать судьбину и дожидаться казни. Как видишь, совершенно ничего предосудительного.

– Тогда в чем подвох? – хитро прищурилась светская львица. – Только не говори, что его там нет.

– Там – нет, – признался я. – А вот на церемонии скармливания Гуго священным нетопырям может разразиться большой скандал. И если тебе вздумается посетить эту казнь, мы сделаем все возможное, чтобы наше представление тебя не разочаровало.

– О, да неужто первосвященнику предстоит умереть? – насторожилась Патриция.

– Ну зачем так плохо о нас думать! – притворно возмутился я. – Разве кто-то здесь заикался об убийстве? В свое время я достаточно долго общался с тобой, Патриция, и успел кое-чему у тебя научиться… – И, перехватив гневный взгляд Малабониты, поспешил уточнить: – В смысле научился разбираться в политических тонкостях, а не только… в каком-то одном вопросе. Что мы выиграем от убийства Нуньеса? Ничего. Наоборот, останемся в полном проигрыше. Публичная насильственная смерть любимца паствы ополчит ее против нас и увеличит количество наших врагов на несколько порядков. Не говоря уже о том, что сделает первосвященника популярным великомучеником и ангелоподобным. Нет, Патриция, у нас для него припасено кое-что похлеще смерти. Намного хуже и в то же время гуманнее. И если наша затея удастся, клянусь, ты будешь гордиться мной как одним из лучших твоих учеников.

– И что, по-твоему, может быть для Нуньеса страшнее смерти? – оживилась госпожа Зигельмейер.

Я ответил.

Она задумалась.

Мы с ней молча смотрели друг на друга, и чем дольше тянулась эта пауза, тем сильнее разгорался интерес в глазах Патриции. Я давно знал о ее неприязни к церковникам и о том, что она не упускает случая досадить им. Все, что госпожа Зигельмейер рассказала нам о местных политических войнах, не являлось вымыслом. Ее – ярую приверженку светских и любовных утех – действительно страшила перспектива установления в Аркис-Грандбоуле тотального религиозного диктата. Однако она была слишком хитра и пуглива, чтобы в открытую выступать против ангелопоклонников. И потому, заявись мы к ней и напрямую предложи поучаствовать в нашем беззаконии, она, скорее всего, сочла бы это провокацией и наотрез отказалась бы.

Зная мнительную натуру Патриции, мне следовало действовать исподволь и играть не на ее презрении к Церкви, а на безобидном женском любопытстве – одной из редких слабостей госпожи Зигельмейер. Приоткрывая ей карту за картой, я планомерно добивался своего и даже не погнушался прибегнуть к банальной лести. Хотя использовать этот прием в игре с тертой интриганкой было все равно что пытаться рассмешить клоуна его же ужимками.

В конце концов хозяйка перестала пытаться скрыть свое нетерпение и, вновь взяв покровительственный тон, вымолвила:

– А ты и впрямь многому от меня нахватался, Еремей. И не подозревала, что я такая хорошая наставница. Конечно, для игры в наших кругах у тебя маловато изящества, но из уважения к твоему старанию я, так и быть, готова выслушать, как ты намерен освободить своего товарища. И если твой план хотя бы наполовину соответствует твоим наглым амбициям, можешь рассчитывать на мою поддержку. Любую, кроме денежной – тут уж, извини, выкручивайся как знаешь. Помочь советом и связями начинающему авантюристу я еще могу, но финансировать его выходки – увольте! Как-никак, а почтенной даме не пристало на склоне лет заниматься подобными глупостями…