– У нас авария, – сказал я. – Кислорода мало.
Бруно сразу догадался, что надо делать. Он сел рядом с алабаем, высунул язык и начал часто-часто хекать, как делают собаки, когда жарко. Видно было, что Кайсыну стало чуть-чуть легче, но совсем немного. А что вы хотите? Бруно маленький, как кактус у Люды на подоконнике, сколько он там может надышать?
Мы с Мушкой и Пчелкой сидели перед панелью управления воздушной системой, словно три болванчика. Какие-то индикаторы, рычаги и кнопки. Ничего не понятно. Это людям было бы понятно, что поломалось, мы же, собаки, в университетах не обучались.
А Бруно уже устал, он стал бледный, словно лист салата, и весь съежился. Тяжело работать кислородной подушкой.
– Надо что-то делать! – крикнул я и в отчаянии шарахнул лапой по большой черной кнопке.
Раздалось шипение, будто ста змеям одновременно прищемили хвосты. Бруно стал раздуваться, как глубоководная рыба, когда ее вытаскивают на поверхность океана. Что же я натворил! Теперь воздух из кабины совсем уйдет, «фюить!», как говорила Пчелка. Я запаниковал. Тут поднялся Кайсын и подошел к нам. Большой Бруно надышал ему больше, и у алабая появились силы.
– Спокойно, – сказал Кайсын. – Сейчас что-нибудь придумаем.
И я сразу успокоился.
– Тут чего-то не хватает. – Показал я на панель. – Вот какой-то штырек с резьбой торчит.
Кайсын внимательно осмотрел пол.
– Есть!
И поднял круглую штуку, похожую на колесо от большой игрушечной машины. Вентиль! Я такой видел у нас дома. Когда прорвало трубу, Папа его закручивал, чтобы не затопило всю квартиру. Мы с Кайсыном приладили вентиль и стали его крутить. Сначала в одну сторону – не получилось, потом в другую.
Над вентилем на индикаторе появились числа: 5, 6, 10, 15… Когда дошло до числа 21, индикатор засветился зеленым, и я понял – хватит крутить. Потом Кайсын нажал ту черную кнопку, которая выпускала из кабины воздух. Шипение прекратилось.
19. Проблемы воспитания
Спустя пятнадцать минут Бруно снова съежился до размеров зеленого ежика, а это значит, давление в кабине стало нормальным. Дышалось уже легко и спокойно, а значит, уровень кислорода тоже в норме. Мы сидели на полу, приходили в себя.
– Так кто же это нам кислород перекрыл?! – возмутилась Мушка.
– Не будем показывать пальцем, – сказала Пчелка. – Хотя… А где же Бруно?
Мы облазили всю кабину и нашли его в Мушкином шлеме. Он сидел там и плакал. Так горько, как могут плакать только инопланетные собаки. Бруно прижал уши, они совсем спрятались в шерсти, тер передним десятком лапок нос и тоненько повизгивал:
– Уи-и-и… Я думал, это карусель такая… Уи-и-и… Мне было скучно. Я катался-катался, а она поломалась. И я пошел спать. Уи-и-и-и… Бррр-ростите меня, бррр-рузья! Бррр-ростите, пожалуйста!
На радостях, что все обошлось, мы его, конечно, простили. Он ведь не нарочно. Люди говорят так: если собака ведет себя плохо, ворует со стола еду, лает, кусается и бросается на людей, то виновата не собака, виноват ее хозяин. Это он ее не воспитал. Вернее, он ее не воспитал.
Это не всегда верно. Вот я, например. Меня никто не воспитывал. И Девочки, и Папа, и даже Мама – все меня любили и баловали. Но я никогда не возьму ничего со стола, если только не решу, что это мне очень нужно. Никогда не лаю просто так, без причины, а только когда считаю нужным. Никогда не кусаюсь без повода. Кусаюсь, когда есть хороший весомый повод. А бывает, даже сдерживаюсь и не кусаюсь! Можно сказать, я сам себя воспитал.
Правда, Мама иногда говорила мне: «Фу, невоспитанная собака!» Но я не обижался. Я ведь знал, что на самом деле она не считает меня невоспитанным. Это она любя. Ласковое прозвище такое. Если бы она ласково назвала меня «котиком», вот тогда бы я всерьез обиделся. Но Мама «котиком» никого не называла, ни Папу, ни Девочек, потому что котов не любила не меньше моего.
А вот что касается Бруно, тут совсем другое дело. Он ведь остался один-одинешенек совсем маленьким щенком. Некому было ему сказать, что хорошо делать, а что плохо. Некому было даже за ушком почесать. Он так и не повзрослел. Неважно, сколько Бруно прожил один на Марсе – сто лет или тысячу, – он так и остался щенком. И ведет себя как несмышленыш.
Несмышленышу надо все терпеливо объяснять и показывать на личном примере, как себя вести. Я объяснил Бруно, что он балбес, хоть мы его и простили. И показал личный пример – свернулся клубочком и закрыл глаза. После всего пережитого очень хотелось спать.
Перед тем как заснуть я еще немного подумал о воспитании. Правда, уже не помню, что. Кажется, подумал, что собак надо воспитывать «положительным подкреплением». Это значит, если воспитанник сделает что-то хорошее, надо положить перед ним что-то хорошее, чтобы пес подкрепился. Например, большой аппетитный кусок бледно-розовой любительской колбаски. Толстенькие бока перевязаны веревочкой, на овальном срезе проступили белые кружочки пахучего шпика. Я открываю рот, чтобы хорошенько подкрепиться и воспитать себя достойной собакой, и неожиданно засыпаю. Последняя моя мысль такая: «Как же мне надоел этот сухой корм!»
20. Радиоактивная комета
Земля была уже близко. Я любовался ею, такой красивой и родной, в иллюминатор и вдруг заметил, что нечаянно понемногу притормаживаю корабль. Конечно, мне хотелось домой. Но, с другой стороны, так не хотелось, чтобы наше путешествие закончилось! Мы вернемся на Землю, Кайсын уедет работать в Плесецк, Мушка и Пчелка снова начнут ссориться от скуки…
Тут я хлопнул себя лапой по лбу. Как я мог забыть! У нас же теперь есть инопланетный пес Бруно! С кем, с кем, а с ним не соскучишься. Забот и хлопот будет предостаточно. А может быть, даже приключений. Я повеселел и ускорился.
Неожиданно на всю кабину зазвенел веселый женский голос:
– Добрый день, друзья! С вами сегодня ведущие фьююю…цова и тррр…кова!
Мы все страшно перепугались. Что это еще такое?
– Погода прекрасная, в Москве пробки! Фью-юю! Трррр! Хрррр!
Я догадался: это радио! Неутомимый Бруно снова грыз какие-то рукоятки, включилась радиосвязь и поймала земную радиопередачу. Я ее даже узнал. Когда мы с Папой катались на машине, он всегда включал приемник. На этой волне болтали всякую ерунду, развлекали водителей в пути и передавали веселые песни.