Горячий пар и крики напуганных кухарок привели карателя в чувство и заставили сосредоточиться на стерегущем его стрелке. Сото мельком выглянул из-за стола и разглядел сквозь облако пара крадущегося к нему гвардейца с карабином на изготовку. Рукоять тяжелого поварского тесака сама легла в ладонь, а расстояние для броска являлось оптимальным…
Брошенный специалистом своего дела тесак надвое раскроил череп гвардейца с той же легкостью, с какой перерубал головку сыра. Вопли в кухне стали еще пронзительнее, но Сото пропустил их мимо ушей. Подобрав меч, он поднялся с колен и, качаясь, двинулся дальше, однако чуть было не перекувыркнулся, налетев на толстого повара, укрывшегося от выстрелов на полу. Увидев возле своего лица покрытый запекшейся кровью клинок, бедняга заерзал и испуганно залепетал о пощаде.
– Где… Пророк? – уперев острие меча в пухлую щеку повара, прохрипел задыхавшийся от жары, боли и изнеможения Сото.
– Пощадите!.. Не убивайте!.. Пощадите!.. – лепетал толстяк. Похоже, что вопроса он попросту не разобрал – Мара сам с трудом узнавал свой измученный голос.
– Где… Про-рок? – отчетливей повторил каратель, нажимая на лезвие.
– Не убивайте! – не унимался повар, валясь ему в ноги и закрывая голову руками.
Сото знал множество способов развязать язык неуступчивому собеседнику, но все они требовали времени и сил. То есть всего того, чего у Сото и так почти не осталось. В кухне уже слышался сотрясающий дворцовые коридоры топот гвардейских ботинок. Или охотничьих – каратель столкнулся с типом в черном плаще даже здесь. Топот приближался – преследователи спешили на звук выстрелов. Хаотичный топот почему-то вызвал у загнанного карателя ассоциацию с ритуальными барабанами африканских дикарей, о которых ему в юности живописно рассказывали отставные пограничники. По их заверениям, свирепые дикари всегда били в барабаны на кровавых жертвоприношениях, а также при травле зверей во время охоты. Сравнение выходило как никогда уместным.
Барабанная дробь – музыка стремительно приближающейся Свободы…
Сото отпихнул дрожащего повара и зашагал дальше, туда, где за приоткрытой кухонной дверью просматривалась ведущая наверх лестница. Искать Гласа Господнего следовало не на грешной земле, а ближе к небесам – странное, но не лишенное логики умозаключение, родившееся в воспаленном мозгу обезумевшего Мара…
Длинная лестница… Просто бесконечная…
Путь в гору… Для уроженцев Мадридской епархии вполне привычное, а для некоторых из них – каждодневное занятие. Подниматься на гору Медвежья Лапа, названную так из-за растущих на ее вершине четырех кривых сосен, действительно напоминающих звериные когти, Сото приходилось не один десяток раз. Наверное, он был единственным жителем Сарагосы, кого вообще интересовала эта гора на отшибе: голые скалы, на которых ничего, кроме пресловутых сосен, не росло, не привлекали ни звероловов, ни искателей, ни праздных гуляк; сюда приходили только Мара и его верный крылатый товарищ Летяга.
Изнурительный подъем в предвкушении свободного полета вовсе не казался Сото изнурительным. Ночной ветер приятно освежал разгоряченное лицо, когда он достигал вершины и начинал раскладывать летательный аппарат. Сегодня все будет как обычно: плавный спуск на Летяге с Медвежьей Лапы, а затем поездка на берег Эбро, где Мара предстоит умиротворенное созерцание восходящего солнца. Свободный полет и созерцание восхода – лучшие мгновения жизни старшего тирадора сеньора ди Алмейдо.
Путь в гору… Предвкушение счастья… Некоторые находят удовольствие в шумных компаниях, неумеренной выпивке и дешевых трактирных шлюхах. Некоторые пьют дорогие вина в благородном обществе, окружая себя Сестрами Услады Духа, но они ненамного отличаются от первых. Все они – ограниченные люди с такими же ограниченными запросами. Они никогда не поймут Сото Мара, научившегося пользоваться высшей формой дозволенной человеку Свободы и ценить простую красоту природы…
Голос. Незнакомый голос. Причем голос человека, который знает Сото, поскольку этот некто зовет его по имени. По старому имени! Откуда ночью на склоне горы Медвежья Лапа взялся посторонний? Здесь и днем-то пустынно, а по ночам и подавно…
– Луис Морильо! – Голос был громким и угрожающим, однако, несмотря на это, из него сквозила неуверенность. – Ты проиграл, Морильо! Ты ищешь Его Наисвятейшество? Тебе никогда его не найти! Он под надежной охраной, но не здесь, а далеко отсюда! Сдавайся, нечестивец! Подумай о собственной душе! Твои грехи неисчислимы, но они подлежат искуплению, ибо Господь милостив! Я жду, Луис!
Багровая пульсирующая пелена перед глазами на миг отступила, и Сото вновь увидел под ногами благородный мрамор, коим во дворце Гласа Господнего было выложено все, даже лестница для слуг.
Опять провал в сознании! Каратель помнил, как начал подниматься по лестнице, но когда успел преодолеть ее – загадка. Замутненное сознание витало в прошлом, однако тело словно автомат шагало вперед, к не достигнутой пока цели.
– Остановись, Морильо! Тебе не скрыться! Ты обречен!..
Снова этот голос. Слышится откуда-то снизу, по всей видимости из столовой. Между прочим, знакомый голос… Да, верно – тот самый Гонсалес, что преследовал Сото в Мадриде. Что он говорил про Пророка? Его нет во дворце? Лжешь, Охотник, лжешь, как и все ваше инквизиционное отродье! Где же еще быть Гласу Господнему, как не здесь? Уж не хочешь ли ты сказать, что самый могущественный человек в мире трусливо прячется сейчас от простого тирадора где-то за пределами своей цитадели? Вот уж действительно была бы новость!
Лестница не имела выхода на второй этаж, поэтому сразу из столовой вела на третий – верхний. Убитый последним гвардеец, очевидно, как раз и охранял этот стратегический участок. Для обессилевшего человека два длинных лестничных пролета с небольшой площадкой посередине и впрямь показались восхождением на гору, причем гораздо более крутую, нежели привычная Медвежья Лапа. Полупрозрачная красная муть затянула взор Сото, а голос продолжавшего кричать из столовой Карлоса пробивался сквозь шум, что беспрерывно звенел в ушах карателя хором ночных цикад. Стены и лестница качались под ногами Мара, будто он передвигался по палубе угодившего в шторм корабля.
Все это мелочи – лишь бы не ослабела держащая меч рука. Похоже, метко бросить нож ей уже не суждено, но для точного удара сил определенно хватит.
Ступеньки закончились, и прямо перед Сото выступили из багровой пелены большие двухстворчатые двери, резные, с массивными золотыми ручками. Что скрывалось за дверьми, определить было сложно, но скорее всего за ними находилась обеденная зала или гостиная, куда блюда доставлялись по лестнице напрямую из столовой. Ступив на ровную площадку после тяжкого подъема, Мара ощутил в ногах необычайную легкость, но насладиться этим ощущением не успел – позади него раздались крики и топот, которые сразу же перекрыл грохот выстрелов.
Не дождавшийся вражеской капитуляции Гонсалес возобновил преследование, и теперь Охотников от Сото отделяло лишь два лестничных пролета. Однако едва ковыляющий к двери убийца угодил в поле зрение преследователей, как те незамедлительно открыли шквальный огонь. Вплотную приближаться к не имеющему огнестрельного оружия врагу они явно не стремились – четыре трупа за их спинами были убедительным доводом против подобной тактики.