Звезды светили как и прежде, луна входила в фазу новолуния, Млечный Путь мазком вселенского живописца все так же делил небо на две неравные половины. Все было по-прежнему, кроме, пожалуй, одного.
В небе шла война, аналогов которой планета не видела уже много тысячелетий, со времен Антарктической битвы. Черные стремительные тени носились по небосводу и, заслоняя порой звезды, заставляли их мерцать в непредсказуемом порядке. Однако в движении самих теней прослеживалась определенная закономерность: одна группа обращалась вокруг примерно равной ей по количеству второй группы. Периодически ту и другую группу раскидывало по небосклону, но они вновь восстанавливали прежние порядки и продолжали свой нестройный танец.
Мефодий догадался, что с момента, когда его покинула память, прошло не так много времени. Небожители и противостоящие им поредевшие смотрители вели бой уже не в столь яростном темпе. Чтобы определить, где свои, а где чужие, акселерат обострил зрение до предела, что далось ему с мучительной болью – сказывались последствия контузии.
Члены группы, что находилась в окружении, являлись смотрителями, поскольку одеты они были в обычную земную одежду, а не в обтягивающие комбинезоны, как юпитерианцы. Кто конкретно из смотрителей выжил, с такого расстояния определить было невозможно, но от первоначального количества их осталось чуть больше трети. По этой причине смотрители предпочли сплотить ряды и держать строй – выстоять теперь они могли лишь объединенными усилиями.
Юпитерианцы наносили по смотрителям непрерывные серии гравиударов, пытались разбить строй и рассеять их поодиночке, но смотрители не поддавались, всякий раз умело перегруппировывались и отражали натиск врага короткими контратаками. Глядя на выверенные действия смотрителей, Мефодий заключил, что Гавриил еще жив и продолжает стоять во главе землян. И хоть голова акселерата жутко гудела, мысли вроде бы пришли в относительный порядок, память вернулась, а значит, пора было заканчивать разлеживаться и приступать к поискам своих, где его уже наверняка ждали новые приказы.
Мефодий попытался пошевелиться и встать, но лучше бы этого не делал. Едва он предпринял усилие, как в голове у него словно включилась аварийная сигнализация. Сигналы о множественных травмах, среди которых имелись мелкие, серьезные и даже критические, заполонили мозг и вытеснили из него все планы на ближайшее будущее. Только теперь исполнитель понял, почему не ощущает боли, – он пребывал без сознания несколько часов, и за это время исполнительская функция самоанестезии успела отключить от нервной системы все поврежденные участки тела и органы.
Мефодий решил впрыснуть в кровь, объем которой уже уменьшился на четверть, сверхдозу адреналина и тем самым вернуть себе хотя бы минимальную подвижность. Но адреналина после боя с юпитерианцами в организме и так ощущался недостаток, а та малая доза, что все-таки попала в кровь, вызвала лишь непродолжительные, как у эпилептика, конвульсии. Тут же самодиагностика навязчиво напомнила, что идти при разбитых в осколки коленных суставах, тазобедренных вывихах и нескольких открытых переломах костей ног и рук акселерат не сумеет даже на костылях. Были относительно целы только позвоночник и черепная коробка, и то уцелели они потому, что приземлился Мефодий на ноги и основная сила удара пришлась на них.
Отдышавшись и смирившись с тем, что стал неподвижен, словно камень, Мефодий попытался определить, куда вынесла его ударная волна. Он кое-как оторвал голову от земли, огляделся, после чего грустно улыбнулся и снова уронил голову, оставив перед глазами лишь черный саван неба.
В нескольких метрах от него находились те самые скамья, фонарь и перекресток аллей, с которыми было связано столько воспоминаний: знакомство с Раисой, знакомство с Мигелем, множество других интересных знакомств и нарисованных портретов. Воистину, сегодня ирония судьбы по отношению к калеке-акселерату достигла своего пика!
Местечко для праздного лежания, при всей его ностальгической атмосфере, было не ахти. Где-то неподалеку находился порубленный Мефодием Усилитель. А это значит, что над парком в данный момент кружит множество юпитерианцев, готовых к отражению повторной атаки. Обратят ли они внимание на неподвижное тело на снегу или сочтут его мертвым? Может, и сочтут, но шарахнуть по исполнителю гравиударом для гарантии не поленятся, тем более если кто-нибудь из них опознает Мефодия в лицо – как ни прискорбно, но таковые еще остались. Однако доползти даже до ближайшего укрытия сил не хватало.
Замерзнуть Мефодий пока не боялся – поддерживая нужный температурный режим тела, он мог пролежать на снегу сколько угодно. Но только сегодня это время резко сократят многочисленные внутренние кровотечения. Следовательно, в запасе у исполнителя имелись сутки, не более. Через сутки его не поставит на ноги даже смотритель Сатана, если, конечно, тот сам еще жив.
Вскоре восточный край неба стал светлеть, медленно меняя оттенок с темно-бордового на лазурно-голубой, который после восхода солнца плавно разлился по всему небосклону, замазывая мелкие звезды и оставляя лишь самые крупные и яркие. Такое буйство красок после одноцветия ночи приятно радовало глаз, но настроения не поднимало.
Мефодий поймал себя на мысли, что еще ни разу в жизни ему не доводилось наблюдать восход солнца от начала до конца, что для бывшего художника было непростительно. Столько, оказывается, удивительного рядом, мимо которого проходишь каждый день и не замечаешь. А оно тем не менее существует, чтобы однажды – как, например, в это утро – просто взять да попасться на глаза… Интересно, много ли еще имеется в жизни элементарных, но потрясающих вещей, которые Мефодий оставил без внимания и о которых, по всей видимости, уже никогда не узнает?..
Между тем схватка в тропосфере над Староболотинском ожесточилась до предела. Виной тому стало появление на сцене нового действующего лица. Оно ворвалось в битву, как голодная акула врезается в стаю тюленей, – без страха и с готовностью убивать направо и налево. От его бешеного напора шарахнулись как противники, так и соратники, ибо гравиудары этого вояки обладали особой разрушительной мощью, способной, наверное, легко разметать по небу даже тайфун.
Уже не полагаясь на подданных, за дело взялся Высочайший из Высочайших – Повелитель Юпитер.
Смотрители успели потерять нескольких человек, прежде чем приспособились к изменившимся условиям боя. Теперь подолгу задерживаться на месте стало опасно – гравиудары Юпитера сминали любые контратаки и накрывали огромное пространство. Поэтому земляне вновь разделились на группы поменьше, увеличили между собой дистанцию и принялись кружить около Повелителя, словно собаки при травле медведя: нападали по очереди, молниеносно «кусали» и постоянно отвлекали, не давая схватить и растерзать кого-то из своих.
На Староболотинск обрушились новые, еще более разрушительные гравиудары. Только разрушать в городе было уже практически нечего.
Двое левитирующих юпитерианцев зависли над Мефодием в тот момент, когда он только-только уверовал, что до него – полумертвого и недвижимого – никому нет больше дела. Две летевшие на порядочной высоте фигуры вдруг изменили направление и стали стремительно снижаться прямо к распростертому на снегу акселерату.