Угол падения - читать онлайн книгу. Автор: Роман Глушков cтр.№ 96

– И что с того? – полюбопытствовал Тремито. Не исключено, что двадцать лет назад ему доводилось слышать об этом симулайфе (по крайней мере, о существовании корпорации «Терра» и проводимых ей исследованиях он кое-что знал), но сегодня Доминик уже не помнил таких подробностей. В первой половине тридцатых годов он стал членом семьи Сальвини и проделал стремительную карьеру от рядового бойца до исполнителя особо важных поручений, подчиняющегося непосредственно capo и никому больше. Поэтому неудивительно, что многие модные в те годы мультимедийные развлечения миновали Аглиотти стороной.

– Терра Олимпия была в свое время уникальным симулайфом, – продолжал Платт. – Попадая в него, игрок получал практически абсолютную свободу, а также возможность менять окружающий мир и себя так, как только заблагорассудится. Впервые в истории любой человек, даже самый посредственный, мог ощутить на собственной шкуре, что такое – быть богом. Причем в моем мире это было отнюдь не трудно, а очень даже легко и приятно. В Терра Олимпия все зависело только от вашей фантазии, и чем богаче было ваше воображение, тем ярче и насыщеннее вы могли здесь жить…

– Ближе к делу, – попросил Доминик. Он давно понял, что болтливого мусорщика требуется периодически одергивать, дабы тот не отклонялся от темы разговора.

– Одну минуту, синьор Аглиотти, скоро вы все поймете, – заверил сицилийца Морган, – тем более что в законах Терра Олимпия гораздо проще разобраться самому, чем с подсказок инструктора. Парадоксально, но это действительно так. Вам стоит лишь попробовать, чтобы убедиться в правоте моих слов.

– К чему вы клоните? – Тремито встрепенулся и насторожился, словно креатор замахнулся на него своей тростью. – Хотите, чтобы я занялся здесь той «симу-дрянью», какой вы только что промывали мне уши? Но мы вроде бы вели речь совершенно о другом!

– Именно об этом мы с вами и толковали, – уточнил Платт. – При помощи симулайфа Терра Олимпия вы покажете мне мир таким, каким видит его Мичиганский Флибустьер. Немного практики, и вы сумеете воплотить в реальность любые ваши воспоминания. Например, я был бы не прочь узнать о вашем детстве, о первом убитом вами человеке, об обряде вступления в семью Сальвини, о той кровавой бойне на барже «Аурелия»… Просто хорошенько сконцентрируйтесь на любом памятном отрезке вашей жизни и вспомните его хотя бы фрагментарно. А уж Терра Олимпия дорисует все упущенные вами детали, будьте спокойны.

– Мистер Платт! – Тремито шумно и протяжно вздохнул, выразив тем самым сожаление по поводу креаторского упрямства. – Я устал твердить одно и то же, однако повторюсь: все, что нарисует вам ваша Олимпия, будет воспоминаниями не Мичиганского Флибустьера, а Игнасио Маранцано. Как говорил в подобных сомнительных случаях один мой знакомый еврей: оно таки вам надо?

– Синьор Аглиотти! – ответствовал Морган после аналогичного не менее тяжкого вздоха. – Ваша неуступчивость вполне объяснима. Я премного наслышан об омерте – вашем традиционном кодексе молчания – и могу представить, каково это: быть связанным клятвой, за нарушение которой вас ждет неотвратимая и жестокая смерть. Но, с другой стороны, я ведь не вынуждаю вас исповедоваться, как это делают в ходе следствия ваши так называемые отступники. Если быть точным, вам вообще не придется ни говорить, ни писать признания, ни заниматься опознанием кого-либо из ваших друзей и знакомых. Ничего предосудительного, что подпадало бы под нарушение вами кодекса омерта.

– Слыхом не слыхивал ни о каком таком кодексе, – заметил Доминик. – Очевидно, вы просто насмотрелись гангстерских кинофильмов или начитались бульварных романчиков. Однако окажись на моем месте Флибустьер, он обязательно спросил бы вас: а каковы гарантии, что наша беседа не протоколируется федералами?

– Я могу предоставить вам доступ к настройкам симулайфа. Изучив их, любой креатор убедился бы, что наша с вами встреча проходит в строго конфиденциальной обстановке и не записывается на мнемонакопители, – сказал Платт. – Но вы ведь все равно не разбираетесь в таких тонкостях, а стало быть, вам или придется поверить мне на слово или… хм… не поверить и отключиться от Терра Олимпия. Как я поступлю в последнем случае, вы осведомлены. Вот такой незамысловатый расклад: вы соглашаетесь на мои условия, и я клянусь, что никто, кроме меня, не узнает о нашем договоре, либо не соглашаетесь и гарантированно подставляете под удар семью Сальвини… В каком из двух случаев вы действуете ей во благо, решайте сами.

– Что ж, раз вас так сильно интересуют воспоминания Игнасио Маранцано, я могу предоставить вам… некоторые из них… – У Аглиотти бывали в жизни дилеммы и посложнее, но на такой провокационный шаг он шел впервые. Верность семье и благо семьи… Сроду не подумал бы Тремито, что эти прежде неразрывные для него понятия однажды войдут в конфликт друг с другом. Доминика поставили перед противоречивым выбором, но он был уже далеко не молод, чтобы не определить разницу между предложенными вариантами. Что стоила верность Аглиотти традициям, если из-за его упрямства члены его семьи подвергнутся новым преследованиям со стороны ФБР? Что стоила жизнь Тремито, поступившегося принципами и согласившегося сотрудничать с креатором, в сравнении с благополучием осиротевшей семьи Сальвини? Выводы были столь очевидны, что их даже не требовалось класть на чаши весов, чтобы определить, какой из них ценнее. Всю жизнь Доминик только и делал, что выбирал из двух зол, и сейчас, если отринуть эмоции и оставить голые факты, ему предстояло совершить то же самое.

– Я рад, что мы с вами достигли взаимопонимания, – довольно кивнул мусорщик. – Однако хочу сразу предупредить об одном немаловажном нюансе. Я настроил симулайф таким образом, что он будет воплощать в действительность только подлинные воспоминания. Поэтому даже не пробуйте выдать за них сфабрикованные на ходу фантазии – этот номер у вас однозначно не пройдет.

– Откуда вы знаете? – усомнился сицилиец. – Может быть, у меня, как и у вас, тоже очень богатое воображение. Ведь я никогда не проходил креаторские тесты.

– Насколько бурной ни являлась бы ваша или моя фантазия, – пояснил креатор, – ей никогда не сравниться с воспоминаниями о пережитых нами наяву событиях. Уж поверьте мне как большому специалисту в этой области. Быстророжденные фантазии – они все равно что кольца сигаретного дыма, которые сохраняют форму лишь до тех пор, пока их не развеет ветер или чья-нибудь рука; красивые, но очень эфемерные. Другое дело – воспоминания. Следуя «сигаретной» концепции, я сравнил бы их со шрамом от ожога или табачным шлаком, что накапливается в легких курильщика. Яркие воспоминания становятся со временем неотъемлемой частью вашего сознания, и для хорошего креатора не составит труда воплотить их в М-эфирной форме. Они не улетучиваются и не становятся бесформенными, как скоропреходящие фантазии, так что ментальная проекция на основе ваших мемуаров получится как никогда четкой. По этому принципу Терра Олимпия и будет отделять в потоке вашего сознания зерна истины от плевел вымысла, если вы вдруг надумаете водить меня за нос, подсовывая сказку вместо правдивых свидетельств.

– Да вы меня прямо-таки на детекторе лжи собираетесь испытывать!