– Лучше молись, ублюдок, чтобы на сей раз действительно было «все», – пригрозил Тремито. – Если же вдруг опять не «все», обещаю: я буду резать тебе глотку на Полосе Воскрешения до тех пор, пока до тебя окончательно не дойдет, что у меня нет чувства юмора!.. Ломай ворота, buca di culo !
– Может, все-таки сначала постучать? – угрюмо предложил Чико Ностромо. Ему меньше всех импонировала идея нападения на церковь, поскольку в реальном Чикаго он числился в своем квартале образцовым прихожанином и старался не пропускать воскресные мессы.
– Не думаю, – бросил в ответ Доминик, приближаясь к массивным храмовым воротам. – Если ты не расслышал, сюда кроме нашей cagnetta больше никто не ходит. Так что вряд ли она не предупредила смотрителя о скором визите незваных гостей. Войдем так, как от нас этого и ждут.
– Хитрая стерва, – заметил Альдо Саббиани. – Небось решила, что в церкви мы побоимся причинить ей насилие. Если бы эта дура знала о том случае, когда Дом разнес башку ирландскому профсоюзному боссу прямо на причастии его внука…
– Заткнись! Нашел о чем болтать! – цыкнул на приятеля Мухобойка. Он лучше других знал, что Тремито не любит вспоминать ни о том давнем убийстве, ни вообще о каком-либо эпизоде из своего кровавого послужного списка.
Дылда Саббиани прикусил язык и капитулирующее выставил перед собой ладони: дескать, извини, заговорился. Аглиотти покосился на него, затем задрал голову, посмотрел на крест, поморщился, после чего взошел на крыльцо храма и остановился у запертых ворот.
– Секундочку, мистер! – тут же раздался в коммуникаторе услужливый голос Ньюмена. – Я почти закончил… Будьте добры, отойдите от дверей на несколько шагов – просто на всякий случай… Благодарю вас. А теперь приготовьтесь! Три! Два! Один!.. Бинго!
Внушительные, в два человеческих роста, ворота сначала мелко задрожали, а потом взялись прогибаться внутрь, будто их медленно давил бампером невидимый и беззвучный грузовик. Впрочем, треск дерева и натужный скрип выдираемых с мясом петель продолжались недолго. Достигнув предела прочности, ворота в итоге не выдержали и разломились на несколько крупных фрагментов. Раздавшийся при этом грохот мало чем отличался от взрыва ручной гранаты. Аналогичным ему выдался и эффект: обломки, щепа, покореженные петли и допотопные кованые гвозди, коими они были прибиты, вихрем ворвались внутрь храма. Убийственный шквал накрыл собой все прилегающее ко входу пространство, и если кто-то из обитателей церкви в этот момент находился поблизости, ему явно не поздоровилось.
Тремито не намеревался задерживаться в церкви. Войти, дать в зубы смотрителю, если тот встанет у него на пути, и Кастаньете (ей уже в обязательном порядке), забрать паскудницу и покинуть храм божий, отделавшись минимальным количеством прегрешений, – вот и вся немудреная стратегия захвата. Набожность была у сицилийцев в крови, и пусть Доминик давно не носил креста, все равно ему не доставляло удовольствия бесчинствовать в храме, даже М-эфирном. Не успел еще утихнуть грохот, а секстет головорезов уже шагал по залу, высматривая скрывающуюся где-то в полумраке жертву. Пламя на свечах бешено трепыхалось, но ни одна из них не погасла. От мельтешения сотен огней тени на сводах церкви вытанцовывали натуральную бесовскую пляску, что сильно сбивало с толку. В этом хаосе мог бесследно затеряться даже Дьявол, а обнаружить притаившегося у стены человека казалось и вовсе нереальной задачей.
Наученные на собственных шкурах, теперь сицилийцы все как один вооружились более мощным и современным оружием – в основном доступными на Бульваре новейшими рекламными образцами известных оружейных производителей. Начатая в «Старом маразматике» съемка видеоролика была по вполне понятным соображениям приостановлена, ибо события давно развивались вразрез со сценарием. Сам Тремито, отринув советы своего «имиджмейкера», сменил громоздкие автоматы Томпсона на более компактный пистолет-пулемет «Беретта-Валанга», пришедшийся Доминику по душе, едва он только взял его в руки. В отличие от «Томмигана» «Валангу» было гораздо удобнее прятать под плащом, да и целиться из нее при наличии лазерного целеуказателя на порядок проще.
– Именем Господа, заклинаю вас: остановитесь, нечестивые! – прогрохотал под сводами церкви грозный глас. Порожденная взломом ворот воздушная волна уже улеглась, однако свечи почему-то продолжали неистово трепетать, словно в зале дул сильный ветер. В непрекращающейся пляске огней и теней обращенный к налетчикам призыв прозвучал подобно раскату грома в бликах молний и вызвал у сицилийцев закономерную оторопь. Все они как по команде остановились и вскинули оружие, а Чико Ностромо вдобавок торопливо перекрестился.
– Да как вы посмели врываться аки вандалы в Храм Господень?! – продолжало греметь негодованием раскатистое эхо. – Как дерзнули обнажить оружие пред алтарем, ироды?! Тяжкий грех берете на душу, и не смыть вам его до самого Страшного суда! Неужто забыли слова Второго послания к Коринфянам, в коих сказано: «Ибо всяк ступивший в стены Святой Церкви с черными помыслами будет бит нещадно бичом Христовым и ныне, и присно, и вовеки веков!» Взываю к вам – покайтесь, пока еще не поздно и в храме не пролилась ничья кровь!..
– Что-то я не помню во Втором послании к Коринфянам таких строк! – хмыкнув, выкрикнул в ответ Тремито. Сидя в камере смертников тюрьмы Синг-Синг, он успел со скуки не раз перечитать Новый Завет и запомнить в общих чертах, о чем в каких главах говорится. – Или Единые Небеса молятся по какой-то другой Библии?
– Вот гад, раскусил! – раздосадовано воскликнул голос, отринув пафос и тем самым вмиг рассеяв возникшую в храме мрачную готическую атмосферу. – А ведь говорили мне святые отцы – держи под рукой Библию, авось да пригодится! Как в воду глядели!.. Ладно, потолкуем по-другому! Замрите на месте, проклятые макаронники! Сделаете еще хотя бы шаг – на хрен всем черепушки поотстреливаю!
Не опуская оружия, сицилийцы недоуменно переглянулись. В их представлении церковный смотритель, даже обладающий искусственным интеллектом, должен был вести себя культурнее и смиреннее. Отсюда напрашивалось три вывода: либо последователи Единых Небес являлись чересчур свободомыслящими протестантами, либо смотритель давно закрытой церкви рехнулся от скуки и забыл, кто он и зачем здесь находится, либо вместо смотрителя с посланниками картеля разговаривал какой-то самозванец. Впрочем, это уже не имело для Тремито значения. Жестом приказав приятелям рассыпаться по залу, Доминик, вопреки угрозам, двинулся дальше, в сторону алтаря.
Хаотично мерцающие свечи явно играли на руку хозяину церкви. Аглиотти смекнул, что развенчанный им обманщик нарочно отрегулировал освещение таким образом. При том что сам смотритель наверняка ориентировался в стенах своей обители с закрытыми глазами. Блефовал он насчет отстрела черепушек или нет, неизвестно, но в том, что хитрая cagnetta воспользуется светопреставлением, чтобы выскользнуть наружу, Доминик был практически убежден.
– Эй, подонки, если я соврал вам насчет Коринфян, это еще не значит, что у меня нет при себе Божьего Бича! – крикнул не показывающийся на глаза смотритель, заметив из своего укрытия, что сицилийцы не желают ему подчиняться.