Октябришна непроизвольно хихикнула.
– …Поэтому – веди нас!
Ученица убыр подняла ладонь с голубым огоньком размером с апельсин и первая храбро шагнула к двери.
– Айдате, пошлите.
Иванушка в последний раз окинул ревнивым взором роскошно-безвкусную обстановку неуютных холодных покоев, в которых его дражайшая половина провела пленницей полторы недели в окружении полулюдей и просто нелюдей, непроизвольно нахмурился, стиснул зубы, чувствуя, что еще немного – и он будет способен проломить стену голыми руками, без применения холодного оружия меча, и решительно двинулся к выходу.
Отряд последовал за ним.
Давно позаброшенное северо-западное крыло, теперь еще и изуродованное ремонтом,
[148]
соединяло башню Царица и Проклятую башню.
Вообще-то человек, которому было больше нечем заняться, мог бы с легкостью пройти весь замок насквозь по периметру по любому из пяти этажей, попадая из башни в одно из крыльев, потом опять в очередную башню и так далее, если бы не одно, но существенное препятствие: в какую бы сторону он ни шел, путь его неизменно закончился бы, упершись в глухую зловещую
[149]
стену Проклятой башни. Вход (он же выход) в обитель грозного царя существовал только один: со двора, через дверь из вороненой стали, с застекленным окошечком размером с ладонь на высоте глаз, без замка, но с ручкой в форме государственно герба – оскалившегося человеческого черепа и тазовых костей.
Вместо отсутствующего замка так же или еще более эффективно неприкосновенность частной жизни Костея охраняла магия, и проникнуть в башню без приглашения хозяина не могла ни одна живая – и мертвая, если уж на то пошло – душа.
Но они собирались попытаться.
Освещая себе дорогу и прокладывая курс между расшатанными, заляпанными краской козлами, корытами с закаменевшим раствором, бочками, коробами, корзинами и ящиками, с кучами строительного мусора и брошенным рабочим инструментом,
[150]
отряд проманеврировал по второму этажу к своей цели – оштукатуренной розовой стене в конце коридора без окон и дверей.
– Пробуй, – сделала приглашающий жест рукой царевна и отступила на шаг в сторону, открывая поле боя супругу.
– И где мы окажемся? – задал он загадочный вопрос.
– Это ты у меня спра… – хотела было так же загадочно ответить Серафима, но вдруг хлопнула себя по лбу и шепотом возопила: – Склеротик!!! У меня же есть стеклышко!!!
– Что-что у тебя есть?.. – опустил уже занесенный меч Иванушка и недоумевающее воззрился на жену.
– Стеклышко! Которое я сперла у Костея! Вместе с тем кольцом-кошкой! Сейчас попробуем его в деле!
И Серафима лихорадочно зашарила по карманам в поисках деревянной коробочки. На пол полетели несколько наконечников для стрел, моток бечевки, перочинный нож, полсухаря, огрызок карандаша, пилка для ногтей, две непарные пуговицы, оловянная пряжка, долька чеснока, толстый гвоздь, одинокая перчатка и свернутая в несколько раз и измятая и запачканная донельзя бумажка, на которой, не исключено, когда-то было что-то написано.
– Что это? – заинтересовался Иванушка и поднял ее.
– Не помню, – отмахнулась царевна и продолжила прочесывать карманы.
Но недолго.
– Ага!.. Нашла. Сейчас поглядим…
Она раскрыла деревянную коробочку-шкатулку, извлекла из нее маленькое круглое стеклышко и приложила к стене.
– Сейчас-сейчас-сейчас… – рассеянно приговаривала она, перемещаясь по доступному пространству стены направо-налево-вверх-вниз вместе со стеклом. – Хм… Кажется, тут у него к стене придвинут какой-то стеллаж с кучей всего стеклянного на нем, а рядом с ним что-то вроде огромного чана… Только непонятно, пустого или с чем-то… Темно там, ничего не видать… Но если урон…
– Кто это тебе писал? – донесся из-за спины угрюмый шепот супруга, и воздухе пахнуло вендеттой.
– Что?.. – не поняла она и оборвала речь на полуслове. – Кто что писал?
– Вот это. Кто писал.
– Да не знаю я, кто там что тебе писал!.. – раздраженно фыркнула она и оглянулась. – Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю?
– Естественно. Кто тебе это писал?
– ЧТО – ЭТО?
– Записку, – любезно пояснил царевич и тут же, не дожидаясь очередного отречения, стал гневно цитировать: – «Свет моих очей моего ока свет в моем окне в моем окошке добрый день. Извиняюсь за моё своё отсутствие, но сейчас дела чрезвычайной срочности важности приковали мое внимание. Я примчусь прилечу приду появлюсь у Вас сразу, как только моя занятость позволит мне позабыть о ней без ущерба для нашего совместного будущего. Но если Вам что-либо будет срочно нужно, то, не задумываясь обращайтесь ко мне в любой момент – я всегда к вашим услугам. Если же меня не окажется в обеденном зале в месте наших постоянных встреч на месте, то, если Вас не затруднит, пошлите за мной, а сами подождите меня там, где Вам будет удобно. Постоянно думаю о Вас». Подписи нет! – закончил он на обвиняющей ноте и горящими даже в темноте от подозрений и ревности очами возмущенно уставился на супругу в ожидании ответа.
– Это?.. – наморщила она лоб, вспоминая. – Это?.. А!.. Так это же Костей писал! Удивительно, что она до сих пор сохранилась!.. А что тебя в ней так заинтересовало? И смотришь ты на меня как-то странно… К чему бы это? У тебя что – температура или косоглазие?
– Костей?.. Костей?.. Н-нет, так просто, ничего, – сконфузился, замялся Иванушка, незаметно сжал в кулаке многострадальную бумажку, сунул ее себе в карман и мысленно добавил к длиннющему списку прегрешений ненавистного царя, за которые тому придется заплатить по всей строгости, еще одно, самое главное. – Это я т-так… Всё в порядке… Просто спросил… Смотрю, бумажка какая-то… валяется… написано что-то… может, что полезное… кто ж знал… Так что там, на той стороне, ты говоришь? Ванна?
– Баня, – не веря ни единому слову благоверного, покосилась на него Серафима и подала знак отряду: – Пойдем на третий этаж, тут больно шуму будет много.
В комнате, находящейся на уровне третьего этажа, обнаружился приставленный к ближней стене стол. Остальная обстановка терялась во мраке, но она пока их и не интересовала.
– Режь, – супруга дала отмашку сосредоточенно надувшему губы Ивану, и тот осторожно повел мечом по серой штукатурке.