Легкая палата - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Нелидова cтр.№ 4

Людмила Серафимовна от переживаний слегла. У Женьки полгода ушло на то, чтобы электронными письмами осторожно, потихоньку приучать её к блестящим, великолепным переменам в её жизни. Учительница, пользуясь программой «переводчик», начала переписку с итальянцем.

Очень неглупый, душевный дядька оказался. Корни русские, его предки из староверов с Аляски. Даже в шутку вперёд условились насчёт совместной жизни. Четыре месяца молодые будут жить в Ровеньках. Четыре – в провинции Беневенто. А в оставшееся время облазят все закоулки Земного Шара. И так, если Бог даст здоровья, каждый год.

В последнем письме Женька спохватилась:

– Зубы!!! Ради всего святого, Людмила Серафимовна! В Европе зубы – это всё! Там можно ходить в рубище, но чтобы рот был забит 32 жемчужинами. За кордоном простят и поймут всё, кроме запаха изо рта. Кроме запавших от беззубья щёк. Кроме провалившегося пустого рта и съеденных челюстей. Для них это всё равно что гнить заживо… Ваш жених в этом отношении брезглив до судорог!

Людмиле Серафимовне и к зеркалу не нужно было подходить. Зубов у неё практически не было, как у большинства ровеньковских жителей. Плохая вода, отсутствие кабинета стоматологии.

Сколько-то зубов худо-бедно нарастили. Сколько-то осталось своих. Частично обули в коронки – в итоге разноцветную улыбку приходилось прикрывать ладошкой. А в глубине рта ещё жили грубые съёмные протезы. Они натирали до крови дёсны, делали речь невнятной: с брежневским клацаньем и причмокиванием. Завидев живьём гниющую, разлагающуюся Людмилу Серафимовну, белозубый старикашка-итальянец – а вместе с ним мечты о путешествиях, развернутся – и только пятки засверкают.

Суфлейный тортик был с осторожностью ополовинен. Куриная колбаска брезгливо отщипнута. К сыру Женька благоразумно не прикоснулась. Людмила Серафимовна, под рентгеновским взглядом Женьки, смущённо прикрывалась ладошкой. Рассказывала о поездке в областной центр в клинику по вживлению зубов. Один имплант – 60 тысяч рублей. Чтобы набить рот новенькими зубами – назвали сумму, от которой у учительницы потемнело в глазах. На вокзал добиралась вслепую, ощупью, на подкашивающихся ногах.

– Это нереальная для меня сумма. Женя. Ты добрая девочка, но… с Италией не судьба.

Женька слушала и всё время хмуро, задумчиво копалась в сумочке. Наконец, нашла что искала: пластиковую карточку.

– Людмила Серафимовна. Я предвидела такой поворот событий. Здесь сумма, которой вам как раз хватит на идеальные ровные белые зубы. Вы не думайте, это мои личные деньги. Муж к ним никакого отношения не имеет.

Людмила Серафимовна мотнула головой:

– Я тоже была готова к такому повороту событий, Евгения. Если не хочешь унизить меня и сделать мне больно – даже не заговаривай об этом.

В голосе и в глазах Женьки – она и в детстве вспыхивала, как солома от поднесенной спички, – закипели слезы:

– Вы что?! Вы нам всю себя отдавали…

– Евгения, немедленно убери карточку. Иначе… Ты не моя ученица, а я не твоя учительница!

На огонёк заглянул Костик, возглавляющий городскую коллегию адвокатов. Он застал свою учительницу и одноклассницу сидящими в разных углах дивана. Обе тискали и терзали носовые платочки, обе красные и расстроенные. Костик тут же деловито вник в суть проблемы. Расставил всё по полочкам:

– Женька, пора тебе привыкнуть к щепетильности Людмилы Серафимовны. А вы, Людмила Серафимовна, знаете Вахрушку: с ней только гороху накушавшись разговаривать (Женька лягнула его под столом длинной ногой). Предлагаю заключить мировое соглашение. Вы, Людмила Серафимовна, берите денежку и не тушуйтесь. Но берите не как подачку с барского Женькиного плеча, а как партнёр. У вас ведь нет никого родных, Людмила Серафимовна? Вот и завещайте квартиру Вахрушке – дай вам Бог здоровья, еще триста лет вдалбливать знания в тупые бошки наших отпрысков-лоботрясов. Если Вахрушка начнёт пыхтеть, завещание выкрадет и разорвёт, второй-то экземпляр всё равно у нотариуса останется. Ну, миритесь, девчонки.

Девчонки еще подулись. Решили к болезненному вопросу вернуться, когда остынут. А пока стали пить чай. Грызли, обжигаясь – только из духовки – душистые чесночные сухарики и листали школьные альбомы. Они занимали у Людмилы Серафимовны полквартиры. Остальные полквартиры занимали книги и подшивки старых газет и журналов.

– Ага, вот вы где, мои «ашники»… Игорёк по моим стопам пошел. Преподаёт географию, но уже в горном институте. Гена – бизнесмен. А Дима – бери выше – газовый магнат. В программе «Время» часто показывают.

– Это хлюпик Димыч, который на зоологии в слове «паукообразный» вторую букву пропустил? – восторгалась Женька. – Мы его до слёз задразнивали!

– Женечка, узнаешь себя? В уголок забилась, надулась как мышь на крупу. Тогда только областной детдом расформировали, ты в Ровеньках и оказалась. Ох, и с характером! Колючки растопыришь – не тронь нас! Славик… Хирург – золотые руки. Попивать вот начал – нехорошо…

А это наш Веня. Как-то в поход ходили, червей для рыбалки копали. А он возьми и выпусти их из банки. Глазёнки в пол-лица, в них слезищи:

– Червяки ведь тоже хотят жить. И маленькие червяковые дети сейчас плачут и зовут: «Папа, папа, где ты?»

Захворал наш Веня, высох весь. Из больницы не выходит. Давайте завтра, ребятки, навестим его, он обрадуется…

– А Олег? Он в меня по уши в десятом втюрился, помните, Людмила Серафимовна? – нетерпеливо заскакала на диване Женя. – В химических олимпиадах первые места брал. Вузы его наперебой приглашали. Нобелевскую премию еще не отхватил?

– Ой, ребятки, беда, сухарики горят!

На кухне Людмила Серафимовна для вида погремела противнем – духовка давно была выключена. Вдруг сила ушла из ног – тяжело опустилась на табурет. Разгладила на коленях унесённую с собой фотографию. Олежка на ней в первом ряду: густые волнистые волосы зачесаны назад, взгляд в самый объектив – герой из романов братьев Стругацких, которыми он зачитывался.

Играючи, легко – как всё что он делал – поступил в Москву, в престижный институт. А там таких провинциальных пылких пороховых мальчиков-максималистов по общагам ловят на живца штатные вербовщики. Чтоб на ранней стадии выявлять, на корню вырезать самых сильных, смелых, чтобы не осталось даже намёка на ростки в дряблом теле страны.

Схема отработана. Тайные сборы, запретная литература, клятвы, жаркие споры до утра, доверительные шёпоты про гибнущую Россию. Перемен требуют наши сердца. Не надо прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас.

Ан вместо жгучей юношеской мечты, что, дескать, Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластья напишет наши имена – дали Олегу пожизненное. В восемнадцать лет, он еще и воздуху полную грудь не успел набрать.

Сиживал Олег и на этой кухоньке, цитировал тех же Стругацких: «Почему мы спрашиваем, что с нами делают? Почему никто из нас не спрашивает, что мы должны делать?» – А она – цитатой на цитату: «Олежка, наивысшая мудрость: смириться с окружающей действительностью. Переделывай не мир вокруг себя, а себя в этом мире».