Нашествие монголов - читать онлайн книгу. Автор: Василий Ян cтр.№ 56

Чингисхан послал Унер-Гулиджу и Гугус-Гилиджу с их отрядами оттеснить султана от берега, а своему войску дал приказ: «Не поражайте султана стрелами. Повелеваем схватить его живым».

Джелаль эд-Дин находился в середине мусульманского войска, окруженный семьюстами отчаянных всадников. Увидев на холме Чингисхана, который оттуда распоряжался боем, султан бросился со своими джигитами в атаку с такой яростью, что погнал монголов, и сам монгольский владыка пустился в бегство, погоняя плетью коня.

Но дальновидный и осторожный Чингисхан перед битвой спрятал в засаде десять тысяч отборных воинов. Они вылетели сбоку, напали на Джелаль эд-Дина, отбросили его и понеслись на правое крыло туркмен, которыми начальствовал Амин-ал-Мульк. Монголы смяли его ряды, оттеснили их в середину войск, где все перемешались и стали отступать.

Затем монголы разбили также и левое крыло. Джелаль эд-Дин продолжал биться вместе со своими джигитами до полудня и, потеряв обычное спокойствие, бросался, как затравленный тигр, то на левое, то на правое крыло.

Монголы помнили приказ кагана: «не пускать в султана стрел», и кольцо вокруг Джелаль эд-Дина все сжималось. Он бился отчаянно, стараясь прорубиться сквозь ряды врагов. Поняв, что положение стало безнадежным, султан пересел на любимого туркменского коня, сбросил шлем и другие воинские доспехи, оставив только меч. Он повернул коня и с ним кинулся с высокой скалы в темные волны бурного Синда. Переплыв реку и взобравшись на крутой берег, Джелаль эд-Дин погрозил оттуда мечом Чингисхану и ускакал, скрывшись в зарослях.

Чингисхан от чрезмерного удивления положил руку на рот, показал на Джелаль эд-Дина сыновьям и сказал:

– Вот каким у отца должен быть сын! [117]

Монголы, увидев, что султан бросился в реку, хотели вплавь пуститься за ним в погоню, но Чингисхан запретил.

Они перебили все войско Джелаль эд-Дина. Воины успели бросить в реку его жену и мать, чтобы те не достались монголам.

Остался в живых только семилетний сын Джелаль эд-Дина, захваченный монголами. Они поставили его перед Чингисханом. Мальчик, повернувшись боком к кагану, косился на него смелым, ненавидящим глазом.

– Род наших врагов надо вырвать с корнем, – сказал Чингисхан. – Потомство таких смелых мусульман вырежет моих внуков. Поэтому сердцем мальчишки накормите мою борзую собаку.

Палач-монгол, улыбаясь до ушей от гордости, что он может перед великим каганом показать свое искусство, засучил рукава и подошел к мальчику. Опрокинув его на спину, он в одно мгновение, по монгольскому обычаю, вспорол ножом его грудь; засунув руку под ребра, вырвал маленькое дымящееся сердце и поднес его Чингисхану.

Тот несколько раз, как старый боров, прокряхтел: «Кху-кху-кху!» – повернул саврасого коня и, сгорбившись, угрюмый, двинулся дальше вверх по каменистой тропинке.

После этой битвы при Синде султан Джелаль эд-Дин, скитаясь по разным странам, еще много лет продолжал удачно воевать с монголами, собирая отряды смельчаков. Но никогда ему не удалось стать во главе такого большого войска, чтобы оно могло одолеть монголов.

С того вечера, когда в Бухаре Махмуд-Ялвач спас Хаджи Рахима от мечей монгольского караула и разрешил ему держаться за полу его щедрости, дервиш всюду следовал за ним, а за дервишем следовал, как тень, его младший брат Туган.

Махмуд-Ялвач сделался главным советником нового правителя области Мавераннагр, сына Чингисова Джагатай-хана. Сам Джагатай больше занимался охотой и пирами, а Махмуд-Ялвач для него собирал подати, подсчитывал захваченные татарами ценности, отправлял в Монголию вереницы рабов, делал описи покинутых беками домов и поместий, обнародовал новые налоги и посылал для их сбора особых сборщиков.

Он призывал поселян возвращаться на свои земли и сеять хлеб и хлопок, обещая, что прежние беки на свои усадьбы не вернутся и платить им оброк за земли не придется.

Но все это он говорил, чтобы успокоить разбежавшийся народ, чтобы напуганные поселяне вернулись на свои пашни и чтобы прекратились нападения голодных и бродячих шаек на караваны. Потом обнаружилось, что все эти обещания были только приманкой и что вместо туркменских, таджикских и кипчакских беков постепенно землевладельцами стали монгольские царевичи и ханы, а вернувшиеся поселяне, как и раньше, стали работать у них батраками, отдавая им почти весь свой урожай.

Махмуд-Ялвач назначил Хаджи Рахима писцом своей канцелярии, и тот, оставив на время складывание сладкозвучных газелей, [118] усердно служил, каждый день с утра до темноты сидя на истертом большом ковре в ряду других писцов; на своем колене он составлял счета, описи имущества, приказы и другие важные бумаги.

Махмуд-Ялвач не платил дервишу никакого жалованья и однажды так сказал ему:

– Для чего тебе жалованье? Кто ходит около богатства, у того к рукам пристает золотая пыль…

– Но не к рукам поэта-дервиша, – ответил Хаджи Рахим. – На моем старом плаще накопилась только дорожная пыль от многолетних скитаний.

Тогда Махмуд-Ялвач подарил ему новый цветной халат и приказал являться к нему утром по четвергам накануне священного дня пятницы за тремя серебряными дирхемами на хлеб, чай и баню, чтобы на деловые бумаги не сыпалась пыль, собранная дервишем на бесконечных дорогах вселенной.

Другой бы на месте Хаджи Рахима считал себя счастливейшим: он жил в маленьком доме, брошенном хозяевами, и мог пользоваться им, как своим; возвратившись из канцелярии, он сидел на ступеньке крыльца перед виноградником, где на старых лозах наливалось столько янтарного винограда, что урожай его обеспечил бы владельца на целый год; около дома рос такой высокий платан, что тень его падала и на соседнюю мечеть и оберегала от зноя маленький домик дервиша. Тут же протекал арык [119] , орошавший виноградные лозы, и в вечерней прохладе Хаджи Рахим учил алгебре и арабскому письму своего младшего брата Тугана.

Но Хаджи Рахим был искателем не благополучия, а необычайного, и на сердце его тлели горячие угли беспокойства. Вскоре он уже не мог мириться с той работой, какую исполнял. Каждый день в канцелярию приходили сотни просителей, обычно с жалобами на притеснения монголами мирных жителей; вся страна была во власти новых завоевателей, которые распоряжались народом, как волки в овечьем закуте.

Тогда Хаджи Рахим сказал себе: «Довольно, дервиш! Кто служит врагу родного народа, тот заслуживает проклятия вместо похвалы». И он отправился к Махмуд-Ялвачу, решив сказать ему правдиво все то, что сжигает его сердце.

Он нашел Махмуда в большом дворцовом саду, где тот подстригал у виноградной лозы сухие ветки и в этом находил отдых от своих забот. Махмуд выслушал дервиша и сказал: