Что это значит: быть собой? - читать онлайн книгу. Автор: Дженни С. Мэнсон cтр.№ 31

Рот является моим самым чувствительным местом. С годами мои ощущения становятся все более… оральными?? Возможно, это связано с эволюцией моих зубов, которые превратились из гладких, имеющих правильную форму инструментов для измельчения в то, что при исследовании языком напоминает Моньюмент-Вэлли. Отломившийся край переднего зуба превратился в ровное углубление (привычка сдирать пластиковую изоляцию с проводов, открывать бутылки и так далее, как будто мой рот был таким же прочным, как швейцарский перочинный нож); появились выступы и расщелины, как свидетельства хорошо пожеванной жизни. А еще курение – ощущение сигары между губами, вкус и сам процесс курения. Это сама по себе отдельная тема. Мне нравится то, как я держу в руках зажигалку и прикуриваю, как агент местной полиции. Кроме того, есть еще оральный секс, но здесь я не буду вдаваться в подробности. Мне очень не нравятся тонкие губы. Я сжимаю и кусаю свои губы, чтобы убедиться, что они не пересохли и не превратились в узкую полоску. Морщинистые губы выглядят ужасно, рот становится похожим на верхнюю часть вещевого мешка. Когда я расстроен или не в духе, мои губы всегда плотно сжаты, а когда я рассержен (и мои дети видели это неоднократно), я кусаю свою нижнюю губу.

Что еще? В последнее время у меня все больше ощущений связано с бедрами – в левом бедре чувствуется чуть заметная боль, вызывающая беспокойство своим постоянством. Временами мне кажется, что я слышу хруст, когда выношу ногу вперед. Иногда я пробую беречь пораженный сустав, то есть медленно прохожу несколько метров, ковыляя разными способами. Меня беспокоит тот факт, что я в буквальном смысле делаю первые шаги по пути к искусственному суставу. Я поделился своими опасениями с двумя старшими друзьями, которые, как выяснилось, уже имели искусственные бедренные и коленные суставы. Когда пятнадцать минут спустя они закончили рассказ о своих операциях и мне удалось сбежать от них, я поклялся страдать молча, если придется.

Мне стал тесен ремень, который служит для того, чтобы удерживать джинсы примерно на том месте, где должна находиться моя талия в восемьдесят шесть сантиметров. Женщинам в этом смысле везет: у них жир скапливается сзади (что изрядно помогает в таких случаях), где он может выглядеть очень даже привлекательно. Мужчинам приходится носить его впереди, где он хорошо заметен и свидетельствует о лени и наступлении среднего возраста хозяина.

Мои глаза смотрят повсюду. Мне кажется, что другие пешеходы не так тщательно и навязчиво изучают лицо каждого проходящего мимо человека, как это делаю я, и не проявляют такого же интереса к каждой женской фигуре, попадающей в поле зрения. (Я подверг этот отрывок цензуре, так как он получался откровенно неприличным.) Женщины ведь такие прекрасные создания, не так ли? Кто может устоять перед соблазном? Так или иначе, я распределяю других мужчин, пойманных мною за этим занятием, по категориям, начиная с нагло глазеющих и заканчивая бросающими откровенно вожделеющие взгляды. Их глаза бегают из стороны в сторону и скользят украдкой по телу. Я видел, как они подобным образом смотрели на мою девушку. Однако я пока воздержусь от оценивания самого себя. Речь идет не о сексе или страсти; об этом нет даже мысли. К тому времени, когда вы подумаете об этом, момент уже будет упущен. Кроме того, существует и более приемлемая игра, предполагающая наблюдение за попутчиками в попытках определить, о чем говорят их лица, мимика, движения и позы.

Мое зрение приятно размыто. Большую часть жизни один мой глаз обладал стопроцентным зрением, а другой имел неустойчивый дальний фокус. Иногда я иду по улице, закрыв один глаз, чтобы другим видеть мир отчетливо или расплывчато. Да, это я прошел мимо вас, подмигивая и гримасничая без всякого повода. По идее, я должен носить очки, но мне не хочется отвлекаться на какой-то предмет на носу. Мой способ смотреть на мир тоже по-своему хорош. Когда я иду по улице в очках, я вижу слишком много деталей. Недавно пришлось всматриваться в названия дисков и книг в магазине, подобно одному старому джентльмену, искавшему подержанного Гомера на греческом.

Мне нравится мой пристальный взгляд. Я обладаю открытым, глубоким взглядом. По крайней мере, я так думаю. Это позволяет мне казаться внимательным слушателем. Я хороший слушатель, но лишь до тех пор, пока мне удается удерживать зрительный контакт с помощью своего пристального взгляда. Я вижу сосредоточенность и понимание в некоторых других глазах, но у многих взгляд остается нейтральным и безразличным, хотя он может быть умным или проницательным. Возможно, глубоко посаженные глаза помогают мне выглядеть более глубокомысленным, однако я рад, что мои глаза хотя бы создают впечатление, что у меня в голове происходит какая-то работа. Однажды, когда я попытался привести в порядок челку с помощью электробритвы, я нечаянно сбрил волоски между бровями, которые их соединяли. Это произошло случайно, поверьте, но теперь я стал делать это постоянно. Мне больше нравится иметь две брови, а не одну длинную, волнообразную бровь, как у какого-то уголовника.

Я не обладаю острым обонянием, поэтому, гуляя по Лондону, я различаю удивительно мало запахов (при этом не очень приятных), помимо ароматов чересчур надушенных женщин, проходящих мимо, или несвежего запаха подмышек в метро. Недалеко от моего дома вы можете завернуть за угол и столкнуться с удивительным чесночным, пряным запахом индийской кухни, но Лондон в плане запахов немного однообразен.

Мне хотелось бы прояснить вопрос с сигарами. Я не хочу, чтобы вы думали, что я курю гаванские сигары, по размеру и форме напоминающие ядерные торпеды. Я курю дешевые итальянские сигары, которые похожи на бугристые веточки и которые мне приходится разрезать пополам, так как целую сигару курить приходится слишком долго. Они хранятся в старой потертой жестяной банке и разрезаются пополам ножом марки «Стенли». Они очень сильные, до иссушения языка и боли в легких. Поскольку я не пью, для меня это важно. Я травлю легкие, а не печень.

Я думаю, что немного глуховат. Мне, несомненно, легче слушать разговоры за соседними столами в пабе, чем человека, разговаривающего со мной. Но как мне удается слышать то, что говорят друг другу все эти люди? Это люди, и они в последнее время бормочут все больше и больше.

Мой мозг переполнен помехами. Он похож на телевизор, оставленный включенным в ночное время после завершения работы канала. И хотя могут транслироваться и другие каналы, но мой «телевизор» принимает только призрачные образы, иногда переходящие в четкую картинку – короткие отрывки из длинных драм, которые вскоре снова переходят в шипение. Или, возможно, мой мозг больше похож на выкипевший суп, взболтавший все фрагменты и отдельные составляющие, подобно бурлящей ухе. Я не умею мыслить абстрактно. Я знаю, что довольно умен, но когда у меня возникает хорошая идея, я не понимаю, откуда она взялась. Возможно, она выплеснулась из супа. Мысль должна быть голосом, звучащим в моей голове, ведущим монолог, дающим пояснения, которые никогда не будут записаны, репетирующим разговор, который никогда не состоится. Голос в голове комментирует свои наблюдения за мной, используя мой собственный голос. Я смотрю со стороны на то, как наблюдаю за собой, наблюдая за собой…

Одна вещь вызывает у меня недоумение – в моей жизни нет места обыденности. Я не могу гладить рубашку, бриться, стричь газон или посещать супермаркет «Сейнсберис» и не испытать какие-то свежие ощущения, увидеть новых людей, побывать в необычной атмосфере, пережить новое стечение обстоятельств. Если я кладу куда-то ключи, то я всегда запоминаю это место, потому что я никогда раньше не клал их туда. Мой путь на работу всегда наполнен новыми людьми в дополнение к знакомым лицам, встреченным в другой последовательности. Ничего в моей жизни не происходит точно так же, как это было в прошлый раз. С другой стороны, бывают ситуации, когда я начинаю говорить вслух о чем-то недоступно сложном. Это напоминает продвижение по пути навстречу собственной гибели. Я не знаю, что говорить и где остановиться. Я иду на совещание, не имея представления о том, как будут развиваться события. Неудивительно, что я не умею четко выражать свои мысли. Я каждый раз заново изобретаю колесо.