Изгой. Кровь и пламя - читать онлайн книгу. Автор: Дем Михайлов cтр.№ 68

– Оченно страшным! Гномы здесь жить бы не стали! – поспешно поддержал мое мнение коротышка. – Ни за что!

– А здесь зубила стучали куда чаще, – заметил я, глядя на сплошь изрытую дырами гранитную скалу. – Вырезано блоков в разы больше. В этом месте было особенно много кусочков вкусного яблока?

– Я теперь на пирог яблочный и смотреть больше не смогу, – бухнул Туорий.

– А че на него смотреть? – проворчал Рикар. – Его есть надо, пока не остыл! Господин, слышите?

– Слышу, – ответил я, невольно ускоряя шаг и давая команду ниргалам: – Стена!

Оба столь похожих на меня воина шагнули вперед, наши плечи с лязгом соприкоснулись. Дальше мы шагали в ногу. В моих руках обычный солдатский меч. Ниргалы вооружены арбалетами. За нашими спинами сгрудился весь невеликий отряд, замыкающие ведут недовольно фыркающих и пугливо прядающих ушами лошадей.

Донесшийся до моих настороженных ушей шум не был угрожающ. Окажись я в мирном городе и услышь подобные звуки, обязательно поспешил бы на помощь. Плач… впереди, в густом сумраке за уступом мягко поворачивающей расщелины, кто-то горько и жалобно плакал. Тоненько всхлипывал, порой вскрикивал и начинал стонуще причитать. Сначала мне показалось, что там рыдает ребенок – и перед глазами сразу возникли ужасные останки до смерти замученного мальчугана, насаженного на кол. Но нет, здесь голос был чуть грубее, взрослее.

Отстранив дернувшегося было вперед Рикара, я первым заглянул за уступ. И невольно замер.

В этом месте расщелина довольно сильно расширялась. И дорога уже шла не впритык к стенам, а на расстоянии в десять-двенадцать шагов от них. На этих случайных обочинах, между дорогой и гранитными скалами, были часто установлены прямоугольные каменные плиты, тяжелые и грубо обработанные, с полустертыми от времени надписями на непонятном для меня языке. Что могут означать подобные плиты, выстроенные в ряд? На ум приходит только одно – кладбище. Вдоль дороги, по обеим ее сторонам, тянулись могильные надгробия, внося свою лепту тоски и мрачности в царящий здесь вечный сумрак. Все пространство между плитами очищено от мусора, усыпано крупной каменной крошкой. Здесь трудились очень заботливые и чуткие руки. Никто чужой не обиходит могилки с такой любовью и тщательностью. Тут заботились о посмертном отдыхе для друзей и родичей.

Не обошлось и без плачущих. Вот согбенная фигурка, припавшая плечом к одному из надгробий. Упала голова на тощую костистую грудь, из полуоткрытых губ рвется жалобный плач, наполняя придорожное кладбище тоскливыми звуками печали. Вот только сомневаюсь, что рыдающий выражал свою тоску по почившим – ведь у могилы сидит темный гоблин, бессильно уронив руки и вытянув перед собой ноги в рваной уродливой обувке. Моему взору видны дыры на подошвах, видна истерзанная долгой дорогой кожа, стертая до кровоточащего темного мяса. Шурд не смог более шагать. Из разведчика он превратился в жалобно хнычущее бесполезное существо. Но у его правой руки лежит плевательная трубка. А у левой – нечто, более всего напоминающее грубо вылепленную из глины свистелку. Знаю я такие штуки – немузыкальны, но стоит дунуть, и пронзительный звук рвет уши и разносится далеко в стороны. Здесь же, в расщелине, отражающееся от стен эхо унесется еще дальше. Так ты не просто брошен здесь, мелкий уродец. Ты оставлен охранять тылы… должен предупредить ушедший вперед отряд о наступающей на пятки опасности. Вот только твой хлипкий дух сломлен невзгодами выматывающего пути и силой подступившего отчаяния одиночества. Ты плачешь… жалеешь себя, несчастного… оплакиваешь участь свою, проклинаешь злодейку-судьбу…

Я тяжело шагнул вперед. Еще один шаг. И еще…

Лишь на моем пятом скрежещущем по крупнозернистому песку шаге шурд медленно поднял голову, и на меня уставилось изможденное лицо. Глубоко запавшие в глазницы глаза воспалены и болезненно щурятся. Губы сотрясает болезненная дрожь, изо рта вперемешку со стонами рвется простудный хрип. Темный гоблин не попытался дотянуться ни до оружия, ни до свистелки – хотя мог бы успеть. Не знаю, зачем я пошел к нему – что-то побудило меня сделать это. Хотя проще было приказать Литасу снять его одним метким выстрелом из лука. Но что сделано – то сделано.

Глаза шурда устремлены только на меня. Он недвижим. Лишь дрогнувшие губы испустили тихое, обреченное и недоумевающее одновременно:

– А ведь так хочется жить… просто жить… зачем нам войны?

– Ты мудр, – ответил я тихо.

– Лишь бы быс-стро…

– Да будет так, – мой меч легко пронзил грудь шурда, ударив точно в сердце и остановив его навсегда.

Пульсирующая внутри гоблина тусклая искра жизни затрепетала, как огонек свечи, и резко затухла. Во все стороны устремились мелкие крохи жизненной силы, часть коей досталась и мне, впитавшись сквозь кожу моего неприкрытого шлема лица. Голова гоблина упала на грудь. Его тощее нескладное тело сползло на землю и замерло у моих ног.

– Оу-я-оу…. – плачуще выкрикнул Тикса, падая на колени у одного из надгробий. – Амура ифа… сколько вас…

– Много, – ответил я и ему.

Остальные угрюмо молчали, оглядывая ряды могил. Их действительно много. Десятки десятков. Кладбищу не одно десятилетие. Мне не нужно уточнять у гнома, чьи это могилы и что это за язык – его горестный плач уже поведал мне это. Вот он род Медерубов – не утонувший в морской пучине, но все же почивший в чужой земле, в странном и темном месте. Все ли вы здесь? Жив ли еще хоть кто-то?

– Идем вперед, – отдал я приказ, возвращаясь на песчаную дорогу и шагая дальше во тьму. Остальные последовали за мной. Лишь Туорий склонился над стоящим на коленях Тиксой, шепотом неумело ободряя его.

Шагая по сумрачной дороге, я ненадолго поднял голову, посмотрел на далекое синее небо. И увидел медленно витающие над нами искорки жизненной силы умершего шурда. Они как светлячки… их свет виден лишь мне… еще немного, и они рассеются, медленно угаснут… криво усмехнувшись, я продолжил путь. Никто не вечен. Все мы смертны. Важна не сама смерть – важно лишь то, как именно мы умрем. Этот шурд умер достойно.

С каждым новым шагом мы медленно приближались к сердцевине этого странного гранитного пирога. И все чаще нам встречались раны на гранитном монолите стен. Я понимал, что расщелина, возможно, рассекает гранитную скалу насквозь, от края до края. Но что-то внутри меня шептало, что вскоре мы достигнем конца пути. И странное предчувствие не обмануло меня.

Конец дороги оказался близок. Она оканчивалась тупиком прямо в сердцевине этого огромного и мрачного скального массива. Прямо в середке громадной бесформенной гранитной лепешки. И здесь все выглядело так, будто вышло из самого чрева вулкана – оплавленные бугристые стены, уродливые колонны, извилистые неглубокие трещины со странно сглаженным дном и окаменевший лавовый язык, пробитый во многих местах упорными гномами – вот что встретило нас у окончания дороги. Это если не упомянуть высоченные стены овального колодца, похожего по форме на исполинский кувшин. На его стенах видны многочисленные уступы, лестницы, дыры, карнизы – все рукотворное, все это следствие многолетней постоянной работы великого числа рабочих рук. Мы словно на дне главного шахтного ствола, от которого уходит множество пробитых в скале ходов. Повсюду отвалы дробленого гранита. Им же засыпано большинство трещин.