Царьград (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Михайловский, Александр Харников cтр.№ 135

Лицо Семмса стало серьезным:

– Такой человек у меня есть. Когда ему отправляться?

29 (17) июня 1877 года. 20 миль к западу от Кронштадта. Борт царской яхты «Держава»

Великая княгиня Мария Александровна

В Копенгагене мы перебрались на борт царской яхты «Держава». Здесь были большие и удобные каюты, и путешествовать на этом нарядном корабле было приятней, чем на броненосце. Впрочем, «Петр Великий» будет сопровождать нас до самого Кронштадта.

Броненосец стоял в Копенгагене недолго, ровно столько, сколько понадобилось его команде для того, чтобы загрузиться углем. Жена моего брата едва успела нанести прощальный визит своим родителям, как мы уже вышли в море, взяв курс на Петербург. С причала нам прощально помахал рукой добрейший господин Герберт Шульц. Он возвращался к своим делам, о которых посторонним знать не следует.

Я с детьми все это время находилась в своих каютах. Вместе с нами в Петербург отправилась и моя верная служанка Энн Дуглас, которая помогала мне управиться с моими малютками. Правда, похоже, что мне скоро предстоит с ней расстаться. Дело в том, что вместе с нами в Петербург отправилась и семья ее брата, Роберта Мак-Нейла, ожидавшая прибытия броненосца в Копенгагене. Из столицы они все вместе поездом выедут в Одессу. Серж Лейхтенбергский сказал, что семейство Мак-Нейлов уже ждут в Константинополе, где больной женой Роберта займутся чудо-врачи с плавучего госпиталя «Енисей».

Так вот, Энн хочет ехать вместе с ними. Она сказала мне, смущаясь и краснея, что рассчитывает встретить там поручика Бесоева. При расставании он шепнул ей на ушко, что будет с нетерпением ждать ее в Константинополе. А моя верная Энн, оказывается, просто без ума от храброго и красивого «русского рыцаря». Что ж, пусть будет так. Энн заслужила себе счастье и любовь.

Путешествие морем до Кронштадта прошло без приключений. Правда, на подходе к Ревелю нас догнал небольшой шторм, и корабли немного покачало на волнах. Но волнение вскоре утихло, и до самого Кронштадта нас ничто больше не беспокоило. Когда мы вошли в воды Финского залива, у меня окончательно отлегло от сердца. Сказать по-честному, весь путь от Эдинбурга до Копенгагена и от Копенгагена до Кронштадта у меня было на душе неспокойно. Бог знает, что могла еще придумать гадкого моя свекровь. Хотя я понимала, что мои родные и наши могущественные друзья не дадут меня в обиду. Но лишь тогда, когда я увидела в бинокль форты Кронштадта и идущий нам навстречу прекрасный корабль под Андреевским флагом, я поняла, что все страхи наши позади и мы уже дома.

Кстати, встречал нас на подходе к Кронштадту броненосный фрегат «Герцог Эдинбургский». Прочитав на борту его название, я вздохнула – где сейчас мой непутевый Фредди? Я, конечно, понимала, что вряд ли увижу его на палубе фрегата, носящего его имя, но мне все же очень захотелось, чтобы именно так оно и было.

Сопровождаемые «Герцогом Эдинбургским», яхта «Держава» и броненосец «Петр Великий» подошли к фортам Кронштадтской крепости. Прогремели залпы приветственного салюта. Броненосец и фрегат присоединились к орудиям крепости, и мои малютки, до этого с любопытством наблюдавшие за большими кораблями, завизжав, бросились ко мне, как испуганные цыплята к наседке.

Ну а дальше была торжественная встреча. Играл духовой оркестр, на пристани, украшенной российскими и андреевскими флагами, пришедшие нас встречать люди кричали «ура» и махали нам руками. Встречал нас сам управляющий Морским министерством вице-адмирал Степан Степанович Лесовский:

– Сам «Дядька Степан» пришел, – почтительно шепнул у меня за спиной один из офицеров яхты. Рядом с Лесовским на пристани был главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта вице-адмирал Петр Васильевич Казакевич. Оба адмирала были одеты в парадную форму при всех орденах, которых у них было немало.

Они почтительно поцеловали руку мне, цесаревне Марии Федоровне и дружески поприветствовали герцога Лейхтенбергского. Бедная Энн Дуглас и семья Мак-Нейла, испуганные шумом, музыкой, блеском орденов и эполет, смущенно жались друг к дружке, стараясь никому не попадать на глаза. Но я попросила их быть поближе ко мне, считая, что они тоже заслужили свою долю славы и почестей. Ведь без их помощи я до сих пор была бы узницей дворца-тюрьмы «Холируд», подчиняясь капризам этой старой ведьмы миссис Вильсон.

После торжественной встречи на пристани нас на нескольких экипажах привезли в Морское офицерское собрание, где в нашу честь был устроен банкет. Было много тостов, здравиц в нашу честь. Морские офицеры подливали шампанское и Роберту Мак-Нейлу, очевидно, стараясь его напоить. Но они плохо знают шотландцев. Как оказалось, сделать это было не так уж просто.

А потом, уставших и оглушенных таким бурным выражением чувств, нас на парадном паровом катере адмирала Казакевича переправили в Ораниенбаум, где мы сели в поезд Дворцового ведомства, доставивший нас прямиком на Балтийский вокзал Санкт-Петербурга.

И вот я наконец в своем родном городе! Утомленные всей этой парадной шумихой, мы ехали по улицам столицы Российской империи, желая только одного – побыстрее добраться до постели и как следует отдохнуть. Цесаревна Мария Федоровна предложила мне остановиться у нее, в Аничковом дворце. Да и моим малышам будет веселее – они могут поиграть с детьми брата.

Я уже плохо помню, как мы свернули на Невский и добрались до Фонтанки. От усталости я еле передвигала ноги. Спящих детей из экипажа забрали служанки цесаревны и на руках отнесли их в спальню. Энн Дуглас и Роберт Мак-Нейл, растерянные и молчаливые, последовали за нами.

В гостиной я без чувств рухнула в мягкое кресло и только тогда почувствовала, как устала. А вот неутомимый Серж Лейхтенбергский, получивший от своего адъютанта всю накопившуюся за время его отсутствия корреспонденцию, тут же присел на диван в гостиной и принялся ее изучать внимательнейшим образом.

Одно из писем он вскрыл в первую очередь, прочитал его с глупой улыбкой на лице, потом покраснел, как гимназист, и бережно спрятал во внутренний карман своего мундира. Я поняла, что письмо это от его возлюбленной Ирины, которая осталась в Константинополе и которая, похоже, испытывает к Сержу такие же нежные чувства. Мне об этом рассказала цесаревна, взяв с меня слово молчать об этой тайной любви герцога.

Потом, порывшись в куче пакетов и конвертов, Серж нашел два послания и для меня. В первом были две телеграммы от отца и брата. Они поздравляли меня с освобождением, радовались тому, что всё прошло удачно и никто из моих малышей не пострадал. В телеграмме от брата была приписка: «Мари, ни в коем случае никому не рассказывай об обстоятельствах твоего освобождения. Этим ты можешь повредить тем, кто рисковал жизнью ради тебя».

Наивный Мака – неужели я настолько глупа, чтобы рассказывать всем встречным о людях в черных лягушачьих костюмах, которые, словно тридцать три богатыря из сказки Пушкина, вышли из морской пучины, о чудесном подводном корабле, способном мчаться на глубине нескольких десятков саженей со скоростью дельфина, и о тех, кто освободил меня из плена, словно пушкинскую Людмилу из замка волшебника Черномора. Нет, я и без напоминаний брата буду хранить тайну и никому ее не расскажу, никогда-никогда.