– Это же клуб, ясное дело. Вон мелкота болтается. Танцы, наверняка.
– Неохота, – буркнул Петя.
Середа глянул на него озадаченно:
– Я хоть в туалет схожу…
У входа в Дом культуры горел фонарь и бегали девчонки-подростки. Трое парней топтались под раскисшей афишей.
– Неинтересно, какие тут крали водятся? – сказал Середа. – Ну, постой, я мигом.
Петя остался ждать на ступеньках. Из дверей несся хриплый голос Пугачевой. Огни зажигались в домах.
Один из парней оказался рядом с Петей и, катая сигарету в пальцах, рассматривал его как-то странно, в упор. Петя покосился на него.
– Продай джинсы, – неожиданно сказал парень.
– Чего? – нахмурился Петя.
– Джинсы продай, – повторил он хрипло и шагнул еще ближе.
Петя не сразу нашелся:
– А больше ничего не хочешь?
Он был ниже Пети на добрую голову. Глядя куда-то мимо, он вдруг мучительно улыбнулся, открыв стальные зубы.
– Дай спичку. – И потянулся, дыша перегаром.
– Нету, – сказал Петя, отстраняясь, но не успел – парень резко ударил его головой в подбородок.
– Ты что? – завопил Петя и тут же, прежде чем сгруппировался, получил два быстрых удара в лицо. Он достал парня ногой, но по ступенькам летели еще двое, и в руках у одного блеснул в свете фонаря гибкий металл, и донеслось характерное сухое лязганье.
“Цепь!” – мелькнуло у него в голове.
Он отмахнулся и кинулся бежать по мосткам. Его встретил пронзительный женский визг – навстречу шли две девушки. Одна из них, не удержавшись, шлепнулась в воду, другая замерла в ужасе, и Петя невольно притормозил, едва не наскочив на нее. Он обернулся, выставив руку, но удар пришелся в бок, и, застонав от боли, он полетел в лужу. Послышался свист, кричали, кто-то бежал по доскам, и когда Петя не сразу поднялся, шум замер вдали, только всхлипывала девушка, забираясь на мостки.
Петя хотел ей помочь, но она отскочила.
– Только тронь! – закричала она злобно на всю площадь и зашлепала прямо по луже к освещенным окнам клуба. – Шпана проклятая!
Какие-то люди бежали к ним в темноте.
– Карташов! – Петя узнал голос Проскурина.
Его окружили свои.
– Цел? – В лицо ему заглядывал Середа.
Разноцветные пятна копошатся по всему полю, голые тела парней, Проскурин явил накачанные бицепсы, спина так и играет. Печет по-летнему, поле спускается с длинного холма, обдувает со всех сторон – идеально для загара. И заплывший глаз греется, и содранный бок не так саднит.
Дорога сворачивает к берегу озера, газик мелькает мимо темных елей и краснеющих кленов. На взгорке – десяток бревенчатых изб, деревушка, крохотное кладбище на краю. Одинокая корова лежит, черная на зеленой траве.
– Вот где жить надо, – кивает на деревушку Середа. – И на работу пешком, и сметанка.
Кусты уже выворочены из грядки машиной, отдираешь ботву, стряхиваешь налипшую землю, клубни – в корзину. А что черно под ногтями – даже приятно, а что согнувшись – для пресса полезно.
Петя тащит полную корзину – ссыпать. Девушка работает, сидя на корточках, двое парней вьются около, воркует красавец грузин. Она гибко выпрямляется – стройная, в сапожках, светлые волосы забраны пучком под теннисную кепку – и, узнав Петю, отворачивается, насупясь. Та самая, вчерашняя, что угодила в лужу.
Проскурин машет рукой, зовет. У газика стоят на меже двое, кто-то местный в потертой шляпе и незнакомый молодой человек. Они смотрят в Петину сторону.
– …А вы в первый же день, не успели приехать, ввязываетесь в драку. Как это вас угораздило?
Костюм с галстуком, телогрейка наброшена на плечи. У него открытое лицо. А человек в шляпе слушает равнодушно, стирает пот с коричневой, задубелой шеи.
– Я-то при чем? – бормочет Петя, глядя исподлобья.
– Это вам не школа, это вуз. На ваше место – десятки желающих. Нам далеко не безразлично, какую мы оставим по себе память. От нас ждут работы, помощи реальной, а вы… Выпили, что ли?
Проскурин молчит. Петя повернулся и пошел прочь.
Середа угощает грузина сигаретой.
– А у вас картошка растет? Или привозная?
– Вот такая! – Тот разводит ладони на ширину арбуза. – Слушай, девушку знаешь – вон высокая, кепка теннисная?
Петя молча принимается за работу. Возвращается Проскурин.
– Ты не гоношись. – Он усмехается. – Все уладим, только без шуму. Зачем ты ему козью морду сделал?
– Чего там? – настораживается Середа.
– Я же еще и виноват, в драку влез… Что за тип?
– Эх ты, в лицо надо знать начальство. Это Волков Серега, секретарь комитета.
– Не связывайся, – советует Василий. – Характеристики небось писать будут. Еще выгонят.
– Девушку видишь? – приступает к Проскурину грузин. – Вон блондинка высокая – в кепке. Как зовут, скажи?
– Нравится? – невозмутимо спрашивает Проскурин. – Опоздал ты, брат, уже забито. Карташов ее вчера в лужу загнал, теперь должен жениться…
Петя довольно смеется вместе со всеми.
Вечером он топтался у общежития. В раскрытые окна звенели голоса, шла обычная вечерняя суета у девушек. Его заметили, пофыркали.
– Вызовите Аню Баскину.
Переспрашивают нарочно громко. Он терпеливо ждет. Через некоторое время она показалась на пороге, такая же угрюмая, как днем.
– Можно вас на два слова?
Поколебавшись, она подошла к калитке:
– Я вас слушаю.
Всем видом показывала, что на ерунду у нее времени нет. Зрительницы устроились у окошка.
– Пойдемте погуляем?
Почему-то с ней он робел.
– Гулять – как? – экзаменует. – Свежим воздухом дышать? Или как в деревне говорят – он с ней гуляет?
– Мы же в деревне…
– Ясно… – смотрела она прямо в лицо, свободно и высокомерно. – А как же с разбитой физиономией? Я же стесняться буду.
– Я вполсилы, этой стороной. Может, заживет до свадьбы.
Засмеялась наконец.
– Я смотрю, ты без комплексов, – сказала она, переходя на “ты”. – Пошли. Дома еще хуже.
– Плохо устроились?
Она поморщилась:
– Ненавижу дур. И они меня тоже.
За поселком дорога шла по дамбе. По одну ее сторону лежало озеро в лесных берегах, по другую – пруды, частью спущенные, с обнажившимся черным илом. Посередине пруда возились несколько человек по грудь в воде.
– Тут карпов разводят, – сказала Аня. – Я не пойму, они сейчас ловят или разводят?