Иосиф Сталин. Отец народов и его дети - читать онлайн книгу. Автор: Нелли Гореславская cтр.№ 17

Диалог Сталина и Чкалова на аэродроме стал известен на всю страну, его цитировали во всех массовых изданиях. Сталин спрашивает у летчика, берет ли он с собой парашют, когда летает. Чкалов отвечает, что нет, не берет, так как он испытывает дорогие машины и сохранить машину важнее всего, а о себе заботиться – дело, мол, вторичное. «Нет, товарищ Чкалов, – говорит Сталин, – надо пользоваться парашютом, так как человек для нас самое дорогое, дороже техники». Чкалов поразился этой сталинской «заботе о человеке» и пообещал впредь брать с собой парашют. Увы, в 1937 году он все же разбился.

Однако речь о другом. Во всех биографиях Чкалова выстраивается единая, четкая линия: движение от стихийности, необузданности, порывистости к большей самодисциплине, точному расчету, самоконтролю, где Сталин выступает как дисциплинирующая инстанция, запускающая активную работу над собой, поднимающая уровень сознательности. Аналогичные переходы имеются и в биографии Байдукова – от хулигана к рациональному, рассчитанному героизму.

То же самое можно проследить и в отношении к стахановскому движению, которое поначалу ассоциировалось просто с перевыполнением нормы, с физическим порывом, с простым напряжением сил. Но постепенно, особенно после первого съезда стахановцев в декабре 1935 году и известной речи Сталина, смысл стахановского движения меняется. «Стахановцы, – говорит Сталин, – это люди культурные и технически подкованные, дающие образцы точности и аккуратности в работе, умеющие ценить фактор времени в работе и научившиеся считать время не только минутами, но и секундами».

То есть по отношению к стахановцам Сталин выполняет ту же воспитательную роль, что и по отношению к летчикам. Культурная логика движения смещается в сторону самодисциплины, технических навыков, гигиены и общей культурности. Итогом стахановского движения должен стать рост сознательности. Трудовой порыв воспринимается как вредный, если он не основывается на знании и расчете.

Эти на первый взгляд далекие друг от друга, но яркие явления жизни тридцатых годов были связаны с воспитанием новой личности и освоением определенной системы навыков, вписанных в структуру нового советского индустриального общества. Скоро ему пришлось пройти проверку войной. Она показала: СССР смог выставить против врага новый культурный и социальный тип человека, который оказался более стойким и героическим, более способным и лучше обучающимся, чем противостоящая ему армия всей «цивилизованной» Европы.

Эти люди, воспитанные Советской властью, видевшие в Сталине своего вождя и Отца народов, отстояли страну, одержали победу над мощной, прекрасно организованной военной армией Гитлера. Среди них были и родные дети Сталина, его сыновья Василий и Яков, приемный сын Артем Сергеев.

В своей «Книге для родителей» Макаренко описывает эпизод, когда четырнадцатилетний мальчик Алеша, сын высокопоставленного советского чиновника, устраивает скандал из-за того, что билеты на курорт, где семья собирается провести летний отдых, куплены не в международный, а в мягкий вагон. В мягком он ехать отказывается. В книге конфликт благополучно разрешается, потому что отпор малолетнему советскому «барчуку» дает старшая сестра, которая легко и с презрением к «барским» запросам доказывает мальчишке, что он не только международного, но и мягкого вагона, как и курорта, пока еще ничем не заслужил.

Ну, а в жизни? Как в жизни разрешались коллизии с многочисленными отпрысками высокопоставленных родителей, которые росли в условиях, несравнимых с условиями большинства народа, несмотря на то, что советская власть условия существования народа по сравнению с дореволюционным временем многократно улучшила? Увы, в реальной жизни умные сестры попадались не часто, и выросшие в полном достатке, часто с няньками и гувернантками, прислугой в доме детки элиты закономерно превращались в новую, советскую буржуазию, для которой идея всеобщего равенства и всеобщего народного счастья не могла не стать чуждой, если не враждебной.

Но почему же отцы в таких семьях, еще недавно не на жизнь, а на смерть сражавшиеся за равенство и уничтожение эксплуатации и эксплуататоров, став новой элитой, тут же вернулись, по крайней мере, в личной жизни к старым порядкам? То же самое было и в семьях творческой интеллигенции, где порядки вообще не менялись. Там все было еще хуже, поскольку в них чаще всего царила, как до, так и после революции все та же атмосфера интриг, подсиживаний, зависти, без которой эта интеллигенция своего существования, кажется, вообще не мыслит. И, разумеется, там росли циники, для которых всякие светлые идеи вообще были лишь блефом и обманом «для простонародья», а потому они с ранних лет стремились к счастью только для себя, к красивой жизни, наполненной красивыми, преимущественно заграничными вещами и комфортом. Ни пионерия, ни комсомол не в силах были пересилить эти потаенно-мещанские, а по сути буржуазные стремления, ставшие в конце их концов подлинной сущностью. И как когда-то революционная молодежь стала движущей силой всех общественных преобразований в стране в двадцатые-тридцатые годы, своим героическим трудом выведя ее на уровень сверхдержавы, так эти люди со временем стали движущей силой преобразований обратных. Отрекшись при первой же возможности от идей, которые всю жизнь, как оказалось, с трудом преодолевая себя, воспевали, они с воодушевлением занялись поливанием грязью страны, народа, всей истории.

То есть не только идеология, по поводу которой велись ожесточенные дискуссии в партии в двадцатые годы, привела советское общество и советский социализм к краху, но и, в не меньшей мере, обуржуазивание быта партийно-советской верхушки, неизбежно приведшее ее к конформизму, соглашательству, а потом и отступлению перед Западом. Да, сам Сталин славился своей неприхотливостью в быту, равнодушием к комфорту и прочим украшательствам жизни, но далеко не все его соратники и не вся советская элита были такими же. Почему же он жестко их не ограничивал? Неужели не понимал, что именно это создает из «пламенных революционеров» «проклятую касту»? Или же понимал, но шел у них на поводу, боясь в условиях жестокой внутрипартийной борьбы оттолкнуть от себя сторонников?

Возможно, именно так и было. Ведь становление советской буржуазии началось еще в первой половине двадцатых годов – во время нэпа. «Для многих идейных большевиков, – пишет Федор Раззаков в статье «ГПУ против «красных буржуев», – введение нэпа было катастрофой, поскольку у них возникал резонный вопрос: «За что боролись?» Однако Ленин настоял на принятии именно этого пути, объясняя, что нэп – это не уступка «мироедам-капиталистам», а всего лишь временная передышка. Возможность накопить «жирок», который затем поможет стране выстоять в противостоянии с мировой буржуазией. Однако так вышло, что введение нэпа (при всех ее плюсах) ускорило процесс формирования своей собственной буржуазии – красной. Ведь на базе капиталистических отношений аппетиты новых «хозяев жизни» стали расти в геометрической прогрессии. И это было закономерно, учитывая тот факт, что новый государственный и хозяйственный аппарат молодого государства приходилось формировать второпях и из тех людей, которые были под рукой. Почти 80 процентов этих кадров были представителями интеллигенции, бывших собственников, дельцов, банкиров, коммерсантов и их бывших приказчиков, которые были либо чужды Советской власти, либо откровенно ей враждебны. И лишь 20 % нового слоя руководителей представляли собой идейных большевиков, причем многие из них в моральном плане оказались не лучше «бывших».