Грач уже открыл рот, чтобы вслух удивиться такому ее странному поведению, как она сама встрепенулась:
– Жми!
Васька немедленно подчинился. Но от испуга он так неловко дрыгнул ногами по педалям, что «газелька», рванув вперед, тут же и заглохла.
И тогда увидел Грач, как прямо по курсу его движения на поле из темноты ступила человеческая фигура. И зловеще-медленно направилась прямо к ним. Он поднял голову к зеркалу заднего вида. И позади тоже кто-то появился. Двое? И слева еще один… И справа… Сколько их всего? Кольцо вокруг «газельки» стало неумолимо стягиваться, а Васька, онемевший от странности происходящего, все никак не мог сосчитать вынырнувших из ночной тьмы незнакомцев.
– Жми!
А «гаврики» в кузове грузовика вдруг зашевелились. Но как-то необычно снуло, ломано – будто заржавленные роботы. «Конечно… – ненужно подумал Грач. – Им же пора запускать установку…»
Железная рука схватила Ваську за плечо, развернула к пассажирскому сиденью. Он хотел было вскрикнуть и вскочить, но не смог. Взгляд Борисовны, вдруг отвердевший и заострившийся, как гвоздь, приколол его к креслу, словно бабочку. А тело Васьки само собой – не подчиняясь ошалевшей голове – внезапно заработало четко и ладно.
«Газелька», набирая скорость, покатила вперед – не к воротам, ведущим с футбольного школьного поля, а напрямую к хлипкой реечной изгороди, за которой черной лентой стлалась по земле очищенная от снега дорога.
Под колеса «газельки» метнулся один из темных силуэтов. Васька Грач попытался было вывернуть, и он успел бы это сделать, но руки отчего-то не послушались его, а нога еще сильнее надавила на педаль газа.
Удар получился сильнее, чем можно было ожидать. Много сильнее – будто автомобиль врезался не в живое податливое тело, а в бетонный столб. Васька пискнул и хотел было зажмуриться, но глаза его не закрылись. И ему пришлось увидеть, как, высверкнув в свете фар, дрогнуло в лобовом стекле искаженное мгновенной гримасой боли лицо; Васька приготовился уже к тому, что человек, на которого налетел он на немалой скорости, кувыркнется сейчас неуклюже вниз, как «газелька» подпрыгнет на его исковерканном теле, поедет дальше…
Однако этого не произошло.
Глухой треск удара – и человека просто отбросило на пару шагов назад, он даже устоял на ногах. А машину швырнуло вкось, она закрутилась по снегу, не слушаясь руля. Грач вытаращенными глазами смотрел прямо перед собой – через лобовое стекло, на которое легла паутинная сетка трещин, через вздыбленный горб покореженного капота – на карусельное мельтешенье света и тьмы за пределами салона.
Вот краем глаза Васька зацепил еще кого-то из жутких незнакомцев. Взбесившаяся «газель» налетела на него, но он не прянул в сторону, а наоборот – изготовился, словно боксер для атаки.
Мощный толчок… И машина, крупно содрогнувшись, изменила направление. На пути ее как из-под земли вырос еще один силуэт. Тут уж Грач разглядел, что он, встречая «газель», чуть присел, выбросил вперед правую руку.
Этот удар был таков, что Ваську приложило носом о руль. А его автомобиль, визжа шинами, дребезжа ушибленными внутренностями, заскользил к следующему незнакомцу.
«Да они будто играют нами! – с ужасом догадался Грач. – Как мячиком каким-нибудь…»
– Кто это? – задыхаясь, закричал он на свою возлюбленную. – Чего им надо от нас?
Тело уже слушалось его. Он подергал ручку дверцы: безрезультатно, механизм открывания заклинило.
– Кто они? Ты их знаешь?.. Это они на тебя охотятся! – осенило Ваську. – Ну точно! Не на меня же…
– Жми! – незнакомо низким голосом хрипнула в ответ Борисовна, озираясь вокруг по-волчьи затравленно.
На этот раз Васька Грач повиновался сознательно, крутанул ключ в замке зажигания. Правда, толку из этого все равно не вышло – двигатель под размозженным капотом был мертв.
Очередной удар оказался таким сильным, что «газель» едва не перевернулась.
– Да что им от нас надо?! – заорал Васька, рывком поворачиваясь к пассажирскому сиденью.
Борисовны не было. Сиденье оказалось пустым, только подпрыгивали на нем осколки разбитого лобового стекла. Через которое – как тут же сообразил Васька – чертова баба и умудрилась выпрыгнуть наружу.
Страшные незнакомцы оставили «газель» в покое. И сразу стало очень тихо, и вновь стал слышен доносящийся с недалекой площади многоголосый праздничный бубнеж. Васька Грач, размазывая одной рукой по лицу красные сопли, тоже полез было через руль к дышащему морозом проему лобовухи, но вовремя остановился.
Там, снаружи, творилось нечто совершенно невообразимое. Там метались с небывалой скоростью бесшумные размытые серые тени, в которых только с большим трудом можно было разгадать человеческие силуэты; тени сшибались, разметывая кусками утоптанный снег и ошметьями – мерзлую землю. Сшибались и разлетались в разные стороны снова. И опять сшибались. Свет фонарей трескуче подрагивал, футбольное поле, совсем недавно белое-белое, теперь было сплошь исчерчено черными рытвинами, и рытвины эти становились все гуще и гуще. Оказаться там, снаружи, в хаосе фантастической схватки… этих человекоподобных существ, одним из которых являлась, как теперь выяснилось, и его Борисовна, было бы смерти подобно – это Васька понимал отчетливо. Сомнут, растопчут, растерзают и, скорее всего, даже не заметят этого…
Звонко и дробно – словно быстро-быстро стучали молотком по мокрому бревну – протарахтело несколько пистолетных выстрелов.
Васька Грач свалился обратно на свое сиденье. Несколько секунд он соображал, что же ему теперь предпринять. И не придумал ничего лучше того, чтобы трясущимися руками пристегнуть ремень безопасности и накрепко зажмуриться.
И он не видел, как тот, кого он называл «Борисовной», влетел в один из фонарных столбов в углу поля, согнув его пополам. Впрочем, если бы и мог видеть, то совершенно точно свою последнюю пассию не узнал.
* * *
Парик с Охотника был содран, на обритой голове лоснился широкий кровавый подтек, пальто отсутствовало, в многочисленных прорехах изорванной рубахи виднелось смуглое упруго-мускулистое тело, в котором не осталось ни следа женского.
Охотник вскочил с земли, коротко рыпнулся в одну сторону, в другую… Пути к бегству были перекрыты: четверо витязей – Олег Гай Трегрей, Женя Сомик, Борян Усачев, Нуржан Алимханов – тоже в разной степени помятые и изодранные, медленно наступали на него широким полукругом. С ними был и Артур Казачок. Чертыхнувшись, он сплюнул кровью и выбил на снег пустую обойму пистолета.
– Я ведь не позволял стрелять! – грозно окрикнул его Олег.
– Не попал же… – проворчал Казачок, впрочем, ловко вправляя в рукоять вторую обойму. – Больно шустрый, скотина…
Позади Охотника громоздилось гигантской буквой «П» здание школы, этакая распахнувшая свою полость западня. Отступать Охотнику было некуда.
– Руки за голову и на колени! – задыхаясь, приказал Нуржан, и в его руках металлически тускло отсвечивал пистолет.