История целибата - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Эбботт cтр.№ 197

Джудит чувствовала себя несчастной, она разрывалась между преданностью родителям и страстными стремлениями беспокойного сердца. Настоятельный зов сердца одержал верх, и с немудреными пожитками, увязанными в небольшой узелок, она сбежала из дома и направилась к лондонским театрам. Однако их руководители не обращали внимания на то, что литературный «гений ее изголодался по жизни людей, их характерам» [979] . Она могла быть так же талантлива, как молодой Уильям, но Джудит Шекспир была женщиной, и всем было достаточно знать только это. Наконец Ник Грин, хозяин труппы, сжалился над ней. Кроме того, он лишил ее девственности, и она от него забеременела. Движимая «отчаянием таланта, попавшего в вечные женские силки», Джудит покончила с собой.

Дилемма Джудит была присуща всем гениальным женщинам эпохи Елизаветы. Как отмечала Вулф, эта восхитительная, артистическая, замурованная в теле душа «наверняка помешалась бы, или застрелилась, или доживала свой век в домишке на отшибе, полуведьмой, полузнахаркой, на страх и потеху всей деревне» [980] . В ситуации Джудит попытка разрыва с драматическим миром хозяина труппы оказалось фатальной, поскольку скомпрометировала ее целомудрие.

…Фетиш безгрешия создается обществом на неразумных основаниях, – но целомудрие для женщины – святыня, оно так срослось с ее инстинктами и нервами, что лишь отчаянная смелость может отсечь его и вынести на дневной свет… Живучее чувство целомудрия и в девятнадцатом веке требовало от женщин безымянности [981] .

Целомудрие в том смысле, какой вкладывает в это понятие Вулф, простирается значительно дальше неоскверненных гениталий в сторону как разума, так и духа. Их непорочность, как и непорочность тела, определяется жесткими нормами, которые позволительно нарушать лишь тем, кто соответствует определенным требованиям, устанавливаемым общественными и культурными обычаями. Состояния возбуждения, праздности и безнаказанности считаются непристойными. У Джудит Шекспир эти качества сочетались бы с добросердечием и преданностью ее целомудрию, распространявшемуся взамен на шанс – нереализованный (!) и украденный у нее похотливыми домогательствами Ника Грина – прикоснуться к миру стихами трехстопного ямба.

[982]

В романе Джона Ирвинга «Мир глазами Гарпа» в середине XX в. Дженни Филдз была привилегированной девушкой, состоятельные родители которой рассчитывали на то, что она подыщет себе в своем элитном колледже подходящего мужа. Но Дженни восстала, бросила колледж и выбрала себе недостойную в приличном обществе профессию медсестры. Она жила одиноко и соблюдала целибат. Тем не менее никто всерьез не верил, что у Дженни не было любовников, и многие полагали, что она «ведет совершенно безответственную распутную жизнь» [983] . Потому мать каждый раз, когда навещала ее, привозила ей спринцовки для промывания влагалища.

На самом деле Дженни доставляло удовольствие оставаться «одинокой волчицей», которую не интересовали ни мужчины, ни секс – она «по-прежнему старалась иметь как можно меньше общего с мужчинами и этими их “питерами”» [984] . В автобиографии Дженни писала о себе так:

Я хотела работать, и работа мне нравилась. А еще я хотела жить одна. Что и превратило меня в «сексуально подозреваемую». Тем более что я хотела иметь ребенка, но ни с кем не желала ради этого делить ни свое тело, ни свою жизнь. Это, естественно, лишь добавляло сомнений в моей половой ориентации; я ведь и так уже была «сексуально подозреваемой» [985] .

Ее коллеги-насмешницы придумали ей прозвище «старая Дева Мария Дженни» и не без издевки говорили: «Что же, пусть молит Господа, может, Он ей младенца ниспошлет…» [986]

Но Дженни упорно стояла на своем, эта девственница, твердо решившая найти достойного производителя своего ребенка. Отличным кандидатом для ее цели стал техник-сержант Гарп, которому осколки зенитного снаряда повредили мозг. Он был в состоянии произносить только одно слово – «Гарп», единственными оставшимися ему в жизни удовольствиями были радио и мастурбация. И даже более того, рана его была смертельной, и потому он никак не мог бы вмешиваться в жизнь Дженни.

Она приняла окончательное решение. Лишь единожды вступив в близкие отношения с Гарпом, Дженни зачала от него сына. Когда Гарп умер, ее «обуревали самые разные чувства», но главным из них было то, что «лучшая его часть осталась во мне» [987] . Она продолжала испытывать отвращение к половой жизни, что через какое-то время привело ее в члены общества Эллен Джеймс – их в шутку называли «джеймсианки». Это было женское общество, члены которого отрезали себе языки в знак протеста против надругательства над Эллен Джеймс, одиннадцатилетней девочкой, чьи насильники думали, что если у нее будет вырезан язык, она не сможет никому о них рассказать. К счастью, она смогла подробно их описать, и на основании того, что она написала, были установлены их личности. Преступников поймали, судили и убили в тюрьме.

Дженни рассказала миру о своем воинственном феминизме и стремлении к соблюдению целибата в книге «Сексуально подозреваемая». В конце концов ее убили выстрелом в сердце, когда она выступала перед людьми, собравшимися на автомобильной стоянке. Ее похороны стали первыми феминистскими похоронами в Нью-Йорке – в них участвовали только женщины. После этого ее сын Т. С. Гарп, который с тех пор не мог больше прятаться за ее накрахмаленной белой формой медсестры с вышитым красным сердечком над грудью, должен был сам распоряжаться своей беспокойной жизнью и писать собственный роман.

[988]

Вампиры – это любовники, вечно соблюдающие целибат, или вампиризм диаметрально противоположен целибату? Бескровный взгляд на некоторые литературные произведения оставляет вопрос без ответа, но служит пикантным литературным сюжетом, требующим предметного осмысления. Должным образом истолкованный «Дракула» Брэма Стокера был сродни викторианской порнографии, которая, однако, обладала определенными отличительными чертами. Там, где другие авторы приятно щекотали нервы совращениями, оргиями и садомазохистскими забавами, Стокер завораживает сценами надуманного эротизма. К их числу можно отнести, в частности, сцены, где «ламии», или ведьмы-вампиры, бросаются на героя романа Харкера, заманив его в замок, и чуть не промахиваются с его «совращением», пока «человек-вампир» носферату остается постоянной угрозой, «высасывая кровь жизни» своих жертв.