Любовница с характером - читать онлайн книгу. Автор: Эбби Грин cтр.№ 31

Его сердце сжимал ледяной кулак.

Позвонил Деметриус и спросил:

– Когда ты перестанешь играть в сиделку и вернешься к делам?

Вулканический гнев поднимался в Алексио при воспоминании о том, как его друг, сам того не желая, подкрепил циничные подозрения четыре месяца назад. Он отшвырнул телефон, не желая сказать или сделать что-то, о чем мог бы потом пожалеть. Например, уволить Деметриуса. Алексио было некого винить, кроме самого себя.

Мужчина с ненавистью смотрел на телефон. Он не хотел работать. Он мечтал только об одном, и, похоже, именно этому он и позволил ускользнуть.

Алексио поднял телефон и набрал номер. После нескольких секунд в его ушах зазвучал голос Сидони: «К сожалению, я не могу ответить на ваш звонок. Оставьте сообщение, и я перезвоню вам».

Автоответчик.

Алексио почувствовал тошноту, шею закололо. Он не оставил сообщения, позвонил тете Жозефине и спросил, уехала ли Сидони.

Тетя Жозефина ответила, и от паники Алексио едва мог говорить. Наконец ему удалось заставить себя немного успокоиться.

– Когда она уехала?

Он произвел быстрые подсчеты. Выдавив что-то нечленораздельное, он положил трубку и встал. Потом сел. Алексио не знал, что делать, и, кажется, впервые в жизни не мог предсказать, чем все закончится.

Он вспомнил о брате, Рафаэле, и как его раздражало, что тот выбрал любовь и семью. Теперь Алексио понимал, что он просто завидовал брату.

Грудь Алексио что-то сжимало, и это что-то было очень сильным. Вернулся страх, который охватил его утром. Но впервые Алексио не подавлял его. А потом он понял, как на его место пришло другое чувство. Надежда. Неужели он осмеливается надеяться, что тоже, как Рафаэль, может выбрать и получить то, во что когда-то верил?

С отчаянной решимостью, зная, что у него просто нет выбора, Алексио сделал первый из серии звонков и приказал водителю подогнать машину.

Сидони смотрела в маленький иллюминатор, от которого слабо веяло теплом. Она переживала из-за того, что оставила тетю, хотя та и убедила ее, что с ней все в порядке. Молодая женщина направлялась в Дублин, чтобы вернуться на последний курс колледжа.

Неожиданно она ощутила толчки в животе, и паника охватила ее. Как она может думать о колледже, если малышка появится еще до Рождества? На глаза навернулись слезы, и Сидони прокляла свою пылкость. Она не продумала все до конца, просто хотела убежать из Парижа.

Она не могла поверить, что почти призналась Алексио в любви, забыв о его циничной натуре.

За ее спиной стюардесса сказала кому-то:

– Ваше место, сэр.

Сердце Сидони остановилось на мгновение, и она оглянулась. При виде невысокого, очень полного человека, снимавшего куртку, она почувствовала невероятное разочарование.

Сидони отвела взгляд и выругалась на себя. На что она надеялась? Что история повторится, и Алексио появится, хотя это самолет не его компании?

Сидони проглотила слезы и подложила под голову толстовку, надеясь отключиться от всего – от взлета, посадки и стоящего у нее перед глазами циничного лица, которое смягчалось только в порыве страсти.

* * *

– Извините, сэр. Боюсь, мы ошиблись с вашим местом. Мне придется вас пересадить.

Сидони проснулась и моргнула, с удивлением поняв, что самолет уже в воздухе и она пропустила взлет. Потом она вспомнила, почему так устала, и помрачнела. Стюардесса помогала мужчине, сидящему рядом с ней, встать, и извинялась, пока тот громко жаловался.

Сидони радовалась уходу толстяка. Его локоть врезался ей в бок, и, если никто не займет это кресло, она может…

– Это место свободно?

Сидони замерла. Ее бросило в жар, потом в холод. Она подняла голову.

Алексио. В темном костюме и в рубашке. Взъерошенный и немного дикий.

Испытывая головокружение, опасаясь, что у нее галлюцинации, она пробормотала:

– Ну, я надеялась, что оно останется пустым.

Алексио скорчил гримасу:

– Прости, но, похоже, все остальные места заняты.

Сидони прищурилась:

– Как ты узнал, где я? – И сама ответила на свой вопрос: – Тетя Жозефина.

Алексио скривил губы, но улыбка не достигла его глаз, и впервые Сидони увидела, что он нервничает. Ее пульс зачастил.

– Да.

Молодая женщина покачала головой, стараясь подавить боль оттого, что видит его снова – и особенно здесь, в самолете.

– Чего ты хочешь, Алексио?

Он пожал плечами:

– Тебя… и нашу дочь.

Сидони проглотила слезы и прикусила губу. Наконец она нашла в себе силы сказать:

– Я знаю. Ты чувствуешь ответственность… но этого недостаточно. Я не собираюсь принимать от тебя помощь только потому, что ты отец моего ребенка. И ты не доверяешь мне…

Глаза Алексио яростно сверкали. Он наклонился к Сидони, закрывая ее от остальных пассажиров, взял за руку, и она почувствовала, что его рука слегка дрожит. Поэтому она не стала вырываться.

– Я доверяю тебе, Сид… Сидони…

Сердце женщины дрогнуло. Он поправил себя.

Его рука сжималась все сильнее.

– Доверяю. Я не должен был говорить то, что сказал. Это сработал рефлекс. Я цеплялся за остатки своего цинизма, так как слишком долго не мог отпустить прошлое… Мне было девять лет, когда мать приказала мне не верить в любовь, потому что это сказка. Я видел, как они с отцом уничтожают друг друга, и думал, что это нормально. Я всю жизнь выбирал женщин, которые ничего не требовали в плане эмоций, а мне нечего было им дать. Потом я встретил тебя и впервые захотел большего. При первой же возможности я предал тебя и повернулся к тебе спиной… сказав себе, что был дураком, если ждал чего-то другого.

Дрожа и ощущая головокружение, Сидони откликнулась:

– Тот телефонный разговор все испортил…

– Но я собирал сведения о тебе, словно о преступнице, и не позволил тебе защитить себя.

Сидони хотела дотронуться до его подбородка, но удержалась.

– Да, я скрывала, что моя мать совершила преступление. Это уже плохо, даже если бы ты не услышал мой разговор с тетей Жозефиной. Поэтому я согласилась с тобой, когда ты спросил, решила ли я соблазнить тебя, узнав, кто ты такой… Я понимала, что надежды нет…

– Последние четыре месяца были беспросветными, – тихо произнес Алексио.

Сидони продолжала:

– Ты был первым, кому я смогла довериться за очень долгое время – точнее, за всю жизнь, – и ты ранил меня…

От раскаяния лицо его посерело.