– В Бибракте идем, спросить у Илексов совета.
– Иди ты! – неподдельно изумился Беторикс. – В этакую-то даль переться!
– Все знают – святые источники эдуев говорят только правду, – невозмутимо отозвался Мердой.
А вот в этом он прав, святые Илексы – два родника, два «брата» – только правду и говорят, исключительно правду. Правда, толкуют ее – друиды, ну, это уж, как водится. Скорее всего, Мердой богатства к источникам просить отправился, зажиточности, то, чего так не хватает его семейству, и, ежели не врет, ежели у него действительно усадьба, так и семья – большая, а эта жена, Амилия, скорее всего – младшая из жен, а дети… дети Илексам и предназначены – в жертву.
Спустившись с перевала вниз, к ельнику, семейство Мердоя и его спасители принялись устраиваться на ночлег вместе – темнело уже, не гнать же детей да женщину по лесу в поисках пристанища, тем более что к тому времени проворная Лита уже натаскала хворосту да разложила костер.
Костер… Распространяя живительное тепло, уютно потрескивали в огне дровишки, в котелке начинала дымиться похлебка, кругом пахло чем-то давно обжитым и домашним, может, то и вправду был запах домашнего очага, по крайней мере осмелевшие дети – мал-мала меньше – кажется, воспринимали его именно так. Несмотря на шиканье родителей, стали толкаться, смеяться, шуметь. Вот и славно, хорошо, когда дети смеются – значит, все спокойно, все хорошо, все так, как и должно быть.
К ночи ветер утих, дождь перестал, и в прорехах плотных темно-лиловых облаков то здесь, то там маленькими желтыми факелами вспыхивали звезды. Похлебка давно уже сварилась, поспело и восхитительное жаркое из рябчика, запеченного Литой в глине. Беторикс, на правах старшего, пригласил гостей к столу… точнее – к костру, еще точнее – поужинать, ибо у костра те давно уже сидели.
Мердой заставил жену и детей встать и долго кланяться, после чего неожиданно засобирался прочь, и Виталию стоило больших трудов его удержать.
– Ну, и куда ты на ночь глядя, а? И что тебе с нами не сидится?
– Не та компания, уважаемый, – потупившись, тихо признался мужчина. – Не та – для меня и для всех моих. Ты – судя по мечу – благородный, а, если посмотреть на твой плащ – друид. Как смеем мы, низшие, сидеть с тобой за одним столом… за одним костром.
Ах, вот оно в чем дело! Молодой человек хмыкнул – о субординации он мог бы догадаться и раньше. Что ж…
Встав, Виталий сделал серьезное лицо и громко сказал, обращаясь неведомо к кому – в темноту:
– Я, благородный друид Беторикс, перед всеми лесными богами и покровителями звезд, перед богом этого перевала приглашаю всех этих людей разделить со мной кров и пищу и клянусь, что моей чести не будет от того никакого урона. Теперь достаточно? – сдвинув брови, молодой человек сурово посмотрел на Мердоя.
– О, да, – низко поклонился тот. – Коль уж ты так решил, о, благороднейший, я не смею прекословить, прошу только принять к общему столу и нашу трапезу.
– А вот это другое дело! – потер руки друид. – Вашу трапезу мы с удовольствием примем, верно, Вирид? А ну, показывайте, чем богаты?
Семейство Мердоя оказалось богатым хлебным караваем, двумя десятками вареных яиц, половиной копченого оленьего окорока и изрядной баклагой браги, по вкусу напоминавшей домашний квас из хорошо просушенных ржаных корок. Бражка эта – весьма, между прочим, хмельная – пришлась как раз кстати пережившим многие волнения и непогоду путникам, уставшим и вымокшим.
Дымясь, сушилась у костра одежда, под изумительно вкусную дичь и бражку незаметно тек разговор. Так, ни о том, ни о сем: Мердой конечно же отнюдь не был вхож в круги местной знати, а потому и не мог толком ничего пояснить о том, что происходит в Герговии.
– Герговия? О, благороднейший господин, я там уже несколько лет не был. Да и что мне там делать? Все дела, хозяйство…
Увы, спасенный оказался плохим рассказчиком, да беседа и не затянулась надолго, все – и «хозяева» костра и, так сказать, «гости» – оказались настолько утомлены, что вскорости повалились спать в устроенные на скорую руку шалаши, а кое-кто – и просто под елкой.
Мердой со своим семейством расположился чуть поодаль, почти в самой чаще – там было значительно суше, а ставить шалаш он, видать, не хотел – просто укрыл все семейство плащами, как сделал и Вирид, позвав к себе и Литу:
– Эй, дружище, давай ко мне, вместе теплее.
– О… нет-нет, – переодетая мальчиком девушка тут же замахала руками. – Я не могу, я… я буду согревать ноги своему господину!
И согревала ведь! Улеглась в шалаше в ногах, словно верная собака, засопела. Виталий поначалу смущался такого соседства, а потом привык – да и ладно, путь себе спит, жалко, что ли?
Молодой человек уснул быстро – умаялся, а вот Лите, несмотря на усталость, не шибко-то спалось. В силу физиологических причин жутко разболелся низ живота, так, что девчонка едва сдерживалась и, чтобы не застонать, кусала себе руку… Потом не выдержала, тихонько, дабы не разбудить друида, выползла наружу… а вскоре так же тихонько заползла.
И ткнула Виталия кулаком под ребра, тут же зашептав на ухо:
– Скорей просыпайся, благородный друид. Ну же!
Всегда спавший чутко – а по-иному здесь и не почивали – молодой человек приоткрыл глаза:
– Что, уже утро?
– Почти. Тс-с! Кто-то пробирается сюда из-за деревьев. Я слышала шаги.
– Так, может, Мердой или его домочадцы. Что-нибудь у костра забыли, либо замерзли. Вот и решили разжечь, погреться…
Беторикс произнес это шепотом, невольно подстраивалясь под Литу – та тоже шептала, словно боялась, что кто-то услышит. Да кому тут было подслушивать-то? И зачем?
– Вот… слышишь? Веточка хрустнула. А вот – сучок.
– Слышу… с той стороны, где Мердой… Так, говорю же – забыл что-нибудь.
– Нет, – упрямо прошептала Лита. – За чем ни попадя так вот, украдкой, не ходят. Уж, не задумал ли этот Мердой всех нас убить?
– Да зачем ему нас убивать?! – Виталий едва не расхохотался – ну, ничего ж себе, предположение!
О, упрямую девчонку было не переспорить! Сверкания глаз в темноте не было видно, но зубами скрипела – слышно. Ах, у нее же ведь…
– Господин, давай, вылезем из шалаша и затаимся рядом! Пока еще не поздно… Давай!
Девушка говорила очень убедительно, с самой неподдельной тревогой, тут же передавшейся и друиду. И Беторикс поддался влиянию, ибо находился сейчас вовсе не в туристской палатке и даже не в шатре реконов – полной копии римской военной палатки, а в шалаше, выстроенном в пятидесятом году до Рождества Христова, в лесу, в дикой Косматой Галлии, где каждый мог оказаться врагом, где нельзя было вот просто так, наплевательски, отнестись к интуиции, тем более к интуиции жителей этой эпохи.
Не зря Лита так волновалась, не зря!