Биоген - читать онлайн книгу. Автор: Давид Ланди cтр.№ 56

Итак, я двигался вслед за мамой, искоса поглядывая на злорадно улыбающихся старушек, увлеченных игрой в лото, и готовился к драматическому развитию событий. События развивались неторопливо, шоркая через весь двор унылой поступью военнопленного и приближая час расплаты, даже не беспокоились о моей судьбе, попе и ремне – ни капли. Капли то появлялись, то исчезали на глазах восьмилетки, боясь пропустить первые аккорды симфонии номер девять.

Мы поднялись на третий этаж, и мама сказала: «Дыхни!» Я дыхнул, очень надеясь на волшебные свойства вяза, но их в нем не оказалось.

«Бесполезное дерево! За сорок миллионов лет [320] так и не научилось отбивать запах табака, – с досадой подумал я, глядя на серьезное выражение маминого лица. – Наверное, решает, каким способом меня казнить. Или выбирает орудие пыток», – сделал я неутешительный вывод из ее внимательного взгляда и тяжело вздохнул.

После непродолжительного молчания мама заговорила сдержанным, официальным тоном нравомучителя. Она говорила, говорила, говорила, а я все ждал, ждал, ждал, пропуская через уши ее силлогизмы и пытаясь предугадать начало порки. Но время шло, а важнейшая фаза воспитания всех инициативных детей нашей планеты так и не начиналась, вводя в ступор и замешательство мои первородные инстинкты, подвергшиеся (за прошедшие восемь лет) множественным модификациям под влиянием индивидуальной жизненной практики.

Мама прочла лекцию о вреде сигарет, никотина и дыма, из которой я хоть ничего и не понял, но усвоил одну важную мысль – что, накурившись, можно не только сразу умереть от смеха, но и долго жить, мучаясь от самых разных болезней и подозрений на них.

Не то от сочувствия к курящим, не то от жалости к себе я прослезился, представив собственную кончину и скорбь всего двора в ближайшие несколько часов.

Умереть так глупо и так рано – в самом расцвете сил! Выкурив всего-то одну-единственную сигарету. И то не целиком, а лишь четвертую часть. Вот, блин, не повезло! – размазывался я, выслушивая мамин нарратив.

Эта лекция отпечаталась в моей памяти с такой силой, что я еще несколько лет не брал в руки сигарет и решил вернуться к дурной привычке только в шестом классе, так как дальнейшее воздержание начинало дурно сказываться на моем авторитете.

Мульт: Аффторитет требует жертв! А кроме здоровья, человеку жертвовать больше нечем… Поэтому – не относитесь к жизни слишком серьезно, ведь ничего серьезного (кроме самой жизни) в ней нет…

17

Итак – первый учебный год подошел к своей развязке. Или, как говорят в народе, «подкрался незаметно». Это я к тому, что на последнем уроке учительница велела всем достать дневники и ручки для выставления оценок за год, а мне – веревку и мыло, для каких-то других нужд.

После окончания самого первого, самого героического, самого примитивного учебного года, когда я уже готов был встать на путь исправления, меня исключили из школы, к которой я начал потихоньку привыкать. Исключили не просто так, а с рекомендацией пройти обязательное обследование у психиатра, что по неопытности мама и сделала, так как я был у нее первым и, как оказалось, последним ребенком в жизни.

«Чистейшей воды анахронизм!» – как метко подметил Владимир Алексеевич Гиляровский. Ну, скажите мне: откуда в стране, где на правительственном уровне было доказано, что в природе не существует не только Бога, но и души, может появиться душевнобольная личность?

Мульт: Откуда?..

– А черт его знает! – хочется произнести автору, заканчивая рассказ о первом классе. Но, не желая останавливаться на достигнутом, я сяду вороной усталой на ветку голую… поищу глазами сыр исчезнувший – явь облезлую… и, не ждя лисы хитрой – санкций-гоблинов… каркну так, что весь лес вздрогнет иглами… и вонзятся они в волка серого… на загривке его ощетинятся… заерошатся, заерепенятся… И помчит он рысцой – Шапкой Красною… за границу в Париж белокаменный… чтобы выкрасть трубу позорную… чернодырую, оком стеклянную… и, взглянув из нее ясным соколом… в этот мир… егозою беззубою… я расправлю крыла безразмерные… взмою черной душой в небо синее… в небо синее – карлицей про клятой… чтобы рухнуть на землю, на милую… беспробудную, вековечнозеленую… не раскрыв глаз молочно-опаловых… не допив чашу жизни бездонную…

– Приснится же такое! – чертыхнулся автор, очнувшись на последних аккордах Thumbtacks, и тут же вспомнил, что со мною случилось…

Сегодня ко мне приходила группа делегатов с вопросом столетней давности: «Что делать, когда вершки не могут, а корешки не хотят» [321] . Ходоки просили совета, как, не мудрствуя лукаво, разделить репу, чтобы, с одной стороны, не обидеть мужика, а с другой – не разозлить медведя [322] . Я попытался отшутиться и даже достал из погреба абрикосовый самогон, произнеся в момент его раскупорки:

– Господа! Несколько глотков этого напитка помогут вам снять напряжение при погружении вашего мозга в мой, а моего – в ваш. Выпейте, и соитие наших идей избавит ваши сердца от чешуи, а глаза – от обязанности ее созерцать [323] .

Отводя в сторону глаза и отвлекая обострившийся слух, делегаты ждали окончания трапезы. А дождавшись, посмотрели на владельца замка столь внушительно, что мне пришлось раскрыть послание мудрейшего Йоды [324] и подвести итог бытия.

– Видите ли, друзья, – начал я с вводных слов, чтобы не рубить концы сгоряча, – как многие из вас помнят: «Для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для нее требуется еще, чтобы и верхи не могли, как прежде, хозяйничать и управлять!» [325] . А вы? Вы-то что? Хозяйничать не можете, как прежде, или управлять?

– Да управлять-то мы можем! – включился с ходу в разговор мой старый приятель и оппонент из депутатского корпуса Андрей. – Но вот хозяйничать! Хозяйничать, как прежде, у нас уже не получается. – С этими словами он перегнулся через стол, достал запотевший графин с абрикотином и, хлопнув в одного, продолжил: – Понимаешь, – собеседник закинул в рот щепотку снеди и, не прожевав, ухватил быка за рога, – ведь, по своей сути, все государства создавались, как розальско-лопуховские коммуны [326] , а по существу вышла брехня! – Андрей еще раз налил лафитничек первача, выпил и, зачерпнув деревянной ложкой капусту, – брехня? – стал перемалывать сельскохозяйственную культуру, вылупив на меня любознательный взгляд.