Мягко хлопнули дверцы. Молодые люди, пройдя мимо берез, тотчас обнаружили тропку – неширокую, но нахоженную. По ней и пошли, с осторожностью поглядывая по сторонам.
Родион внимательно смотрел под ноги – не блеснет ли стекло или пивная банка? Или. Может, пластиковый пакет занесло ветром или еще какой-нибудь мусор – вестник цивилизации. Нет, ничего похожего что-то не попадалось, увы… А ведь не такая уж и глушь тут была, рядом люди, шоссе, станица. И железная дорога должна быть. Молодой человек остановился, прислушался – поезда не гудят ли?
– Ты чего? – спросила идущая позади Хильда. – Увидел что-то?
– Да нет. Просто так. Слушаю.
– И я… Ой, слышишь?
– Что такое? Поезд? Шум машин?
– Тетерев!
– Тьфу ты, – Радик махнул рукой. – Ладно, идем уж.
Как и следовало ожидать, тропинка вывела путников на дорогу глубокими, кое-где заполненные коричневато-бурыми лужами колеями, ведущую из леса, мимо ручья, к лугу, на котором издалека было видно пасущееся стадо.
– А вон и пастушонок, – присмотревшись, показала рукой девушка. – Под березой, спит. И собака. Ишь, взлаяла! Возьми-ка палку – как бы не бросилась.
– Хороший пес на людей зря бросаться не будет, – резонно заметил Рад, поудобнее перехватывая монтировку, про себя при этом отметив, что колея-то – тележная и проезжали тут совсем недавно тяжелые, запряженные медлительными волами возы.
– На своих не будет, – тихо заметила Хильда. – А вот на чужих. Тихо, псинище, тсс!!!
Юная женщина перешла на готский язык, видимо, от волнения – выскочивший из травы пес выглядел отнюдь не добродушной дворнягой. Здоровенный, мохнатый, какой-то волчьей – серой с желтыми подпалинами – масти, с мощными лапами. Остановившись напротив путников, пес оскалил зубы и зарычал.
– Ты особо-то не щерься, собака Баскервиллей, – подкинув монтировку в руке, негромко предупредил молодой человек. – А то ведь по хребтине-то приласкаю, мало не покажется. Нет, в самом деле, уймись, коли сам себе не враг!
– Цыть, Пардус, цыть! – охолонил уже готового кинуться пса выскочивший на дорогу пастушонок – белоголовый, лет двенадцати, мальчик, в холщовой, навыпуск, рубахе, подпоясаной узеньким пояском, босой.
– Ты откель будешь-то, Филиппок? – ухмыльнулся Радик. – Только не говори, что из церковно-приходской школы! Шоссе далеко? А железнодорожная станция?
Парнишка озадаченно похлопал глазами цвета серого осеннего неба и вдруг неожиданно улыбнулся, показав неровные щербатые зубы:
– А я вас знаю! Ты – Радомир, из Доброгастова рода, а это – жена твоя, готка… забыл, как звать.
– Все-то ты ведаешь! – отвернувшись, молодой человек разочарованно сплюнул.
Он даже не спрашивал, как отрок его узнал – такого вот, стриженного под бокс, побрившегося… Узнал – древние люди редкостной наблюдательностью отличались, чего уж тут спрашивать, а другом думать надо.
Теперь уж яснее ясного – какая тут, к черту, железнодорожная станция? Какое шоссе? За что боролись, на то и напоролись. Вернулись туда, откуда пришли. В прошлое! То самое… провалилось бы оно куда подальше! Одно только хорошо – Хильда больше чахнуть не будет. Ладно – пусть хоть так. Да ведь можно и повторить попытку… правда, если удастся вновь заставить жреца. Но, в прошлый-то раз ведь заставили, да он и сам рад был сплавить конкурентов подальше. Конкурентов на власть в общине, говоря учеными терминами – в соседской общине – местное селение словен состояло из нескольких родов, из которых род старейшины Доброгаста был, пожалуй, самым уважаемым.
– Ты собачку-то привяжи, отроче.
– Угу, сейчас… Пардус, Пардус! А ну, к стаду пошел! Иди-ка… у-у-у, хороший.
– Сам-то из чьих? – хмуро поинтересовался Рад.
– Витенега-старосты челядин, Хвалунко.
– Витенегов, вот как… А сколько ден прошло с тех пор как мы… как нас в селении не стало?
– А вас когда не стало? – пастушонок озадаченно моргнул. – Я ведь тут, на выпасе, почитай, все лето.
– А месяц, месяц какой на дворе?
– Листопад-месяц.
Ага, вот оно как. Сентябрь, значит. Теперь бы еще год уточнить… а, впрочем, чего его уточнять-то? И так ясно – коли парнишка не врет, – четыреста пятьдесят второй, осень. И Господи, и времени-то прошло – всего ничего, месяца полтора, два от силы.
Ладно, что тут теперь стоять?
Родион повернул голову:
– Ну, что, пошли в селение. Отлежимся, подкормимся, а потом… Попытка не пытка, как говорил герой анекдотов товарищ Берия!
– Подожди, – похоже, Хильда пропустила слова супруга мимо ушей. – А ну-ка, отроче. Скажи, как там, в селении? К тебе ведь кто-то приходит, еду приносит, новости рассказывает.
– Да прибегает Госта-опарыш, тож, как и я – раб Витенегов. Только что он знает-то, Госта? Мал еще, от горшка два вершка, одно слово – Опарыш, – Хвалунко презрительно рассмеялся.
– И что же, так-таки ничего Опарыш твой не рассказывал? – недоверчиво уточнила девушка. – Ничего такого в селенье не произошло за это лето? Ну, такого… этакого…
Молодой человек с удивлением посмотрел на жену – не ожидал от нее такой въедливости!
– Этакого? – парнишка задумчиво поковырялся в носу и вдруг прямо подпрыгнул. – Да как же не было, госпожа моя! А ведь было! Доброгаст-то, старейшина, помре! Давненько уж тризну справили.
Вот это новость!
Супруги настороженно переглянулись. Час от часу нелегче!
– Точно – помре? – чуть помолчав, вкрадчиво переспросила Хильда. – И точно ли – Доброгаст, ты не путаешь?
– Да не путаю! Я тож на тризну смотреть бегал, знатная была тризна, любо-дорого! И страву устроили – вои промеж собой до крови бились, и трех лошадей славному Доброгасту с собой дали, и рабыню, чтоб услуживать, и еще малых рабов, отроков.
– Ага, – сплюнул сквозь зубы молодой человек. – Тризну, говоришь, справили…
– И страву! Славная страва была, славная.
– Влекумер-навий все устраивал?
– Он.
Родион скривил губы: ну, конечно же Влекумер – кому ж еще-то?
– Значит, сейчас Истр-воин в роду Доброгаста за старшего?
– Не, – подумав, отозвался отрок. – Не Истр. Истр ушел, говорят, к готам. Его в смерти отца и обвинили. Нож Истра в груди старца торчал, вот оно как!
– Нож?! – вскинув глаза, Рад тряхнул головой. – Истр родного батюшку жизни лишил? Да не поверю.
– Судилище собирали, видоки нашлись, послухи.
– Послухи? И кто ж? Влекумер-навий?
– Не, не он. Хотобуд-вождь с Ятвигом-воином. Хотобуд этот нож Истру и подарил. Приметный такой.
– Что-то?! – изумился юноша. – Хотобуд – теперь вождь?!