Химический магнат Бар Кохба – в зеленых дорогих штанах и затрапезном свитере.
Шелковая заштопанная пижама – вот и все, что было надето на крупнейшем римском банкире и известном скупердяе Криксе‑младшем. Его жена поверх порвавшегося в спешке вечернего платья надела мужское пальто, а дочь, Лавиния Эмболия, образец добронравия и благопристойности, была в прозрачной ночной рубашке и шлепанцах.
Лишь Роксана Сабина Трималхион в своем лимонно‑золотистом туалете словно сошла со страниц модного журнала.
Вслед за дочерью появился и сам Кир Александр Трималхион в окружении телохранителей. Неизменно собранный и спокойный.
Заметив Лайера, приблизился к нему, пожал руку и коротко осведомился о положении дел.
– Держитесь поблизости, – велел. – Можете понадобиться в любую минуту. Да и вообще… У меня персональная шлюпка.
– А где же домина Натари? – забеспокоился Сай.
– Где‑то на нижних палубах. Занимается эвакуацией пассажиров третьего класса.
– О‑о! – закивал ниппонец клобуком. – Смерая девушка. Там сейчас так жарко…
Дородная молодая дама с умопомрачительным бюстом все всхлипывала, кутаясь в шиншилловое манто и прижимаясь к плечу угрюмого скотта в клетчатом килте.
Крис узнал ее.
Это была Эмилия Анкор – некоронованная королева Дании, вдова богатейшего мануфактурщика и бывшая любовница первого министра, ныне заарканившая какого‑то британского угольного короля.
– Кажется, мы тонем? – плача, спросила она у любовника.
– Возможно, – спокойно ответил тот. – Но только прошу тебя, успокойся и не рыдай. Это, в конце концов, не конец мира!
– Послушайте, – обратилась к кинокефалу девушка с крохотным чихуахуа на руках. – Вы не подскажете, есть ли на корабле спасательный нагрудник для моей собачки? Понимаете, Астерикс жутко боится воды.
Сыщику вдруг стало больно и страшно.
Пока пассажиры шутили, разговаривали и ждали, члены экипажа быстро занимали свои места по шлюпочному расписанию.
На шлюпочной палубе суетились матросы, стюарды, кочегары и коки.
– Ох, что творится… – вздыхал Рекс Арбитр, плетясь с дорогой ниппонской камерой через плечо. – Шестнадцать сенаторов, две особы королевской крови из дружественных стран, один проконсул, двенадцать знаменитых писателей и сама Герта Грендель! Вы подумайте – какой удар по Империи! Нет, вы только подумайте! – восклицал он с галльской экспансивностью.
О ты, исполин железный,
Горделиво принявший имя,
Титанов непобедимых,
Издревле силою славных!
О ты, дерзновенно принявший
Имя восставших на Зевса,
Повержен был им подобно…
Нетрезвый Гортензий Шноффель нараспев декламировал новый шедевр. Забавно, как этого искоренителя традиций от страха пробило на классический стиль столь нелюбимых им древних.
– Ну, подумай, – уговаривал кто‑то свою молодую жену. – Ну что тебе стоит спуститься в шлюпку прежде меня, моя девочка? Ты отправишься первой, а я еще немного побуду здесь.
Он послал ей воздушный поцелуй, когда она вошла в шлюпку.
– До скорой встречи, – с улыбкой произнес знаменитый Гордиан Захес, помогая Поппее с маленьким Валерием на руках перешагнуть через фальшборт.
Бар Кохба провожал свою Сару и трех дочерей. Прощаясь, он забрал у супруги сумочку с драгоценностями.
– Так будет надежней, – объяснил он.
– Пожалуйста, – говорил своей половине пожилой джентльмен, – садись в шлюпку и спасайся.
– Нет, – отвечала ему супруга, – позволь мне остаться с тобой. Мы столько лет прожили – так и помрем в один день. Пусть уж кто из молодых сядет – им жить да жить…
Крис отвернулся и начал смотреть на сумеречный горизонт.
Некий порядок и спокойствие понемногу установились на «Титанике».
Текли минуты, корабль все сильнее кренился и все глубже оседал в мутные волны.
Уже никто не метался в панике, не плакал и не требовал сделать хоть что‑нибудь.
Почти все шлюпки были спущены, пока остававшиеся на лайнере пассажиры тихо стояли на верхней палубе в ожидании развязки. Люди обменивались прощальными письмами к родным – кто спасется, тот и доставит весть. Большей частью они просто молчали.
Дюжина моряков и пассажиров пытались снять с крыши салона закрепленные там брезентовые складные шлюпки.
Лайер вспоминал прожитую жизнь, думал об отце с матерью, о сестре и брате.
Странное оцепенение, вообще‑то кинокефалам (как существам разумным в высшей степени и контролирующим себя) не свойственное, овладело им.
Сыщику представлялось, что он находится где‑то далеко‑далеко и из этого удаления смотрит на происходящее на тонущем судне. Через иллюминаторы он наблюдал, как люди роются в каютах. Крис знал: это были не мародеры, а просто ищущие спасательные средства. Кто‑то выволакивал мебель, рассчитывая связать из нее плоты…
– Ну‑ну, дела, – сочувственно поохал появившийся невесть откуда Уркварт Клавдий Север. – Вас, Древних Народов, и без того мало, так вот еще какая беда… Хорошо хоть сатиров здесь мало…
В рубке связи по‑прежнему суетился персонал.
Маг Буридан с помощником все не оставляли попыток оживить сервер связи, хлопоча вокруг с пассами и заклинаниями. Радист Фульвий Антоний сосредоточенно стучал по ключу, посылая сигналы бедствия, вполголоса проклиная скверно работающий генератор.
В дверях появился старпом, посмотрел на них. В глазах стояли слезы.
– Вы сделали все, что могли, ребята, – больше уже смысла нет… Спасайтесь. – И добавил, словно извиняясь: – Так уж вышло, ничего не поделаешь…
Антоний, на секунду оторвавшись от работы, укоризненно взглянул на начальство и снова склонился над аппаратом.
Офицер пожал плечами. В душе он был благодарен радисту, но будет ли толк? Есть ли в этом непо нятном мире хоть кто‑то, кто услышит их сигналы? И есть ли тут вообще что‑то, кроме этой стоячей воды, колеблемой мертвой зыбью?
– Доминус, что нам делать? – обратились два матроса к выходящему от связистов старпому.
– Что сказать вам, парни? Сделайте все, что в ваших силах, для пассажиров, а потом позаботьтесь о себе…
Некоторые из членов команды, не дожидаясь разрешения, прыгали за борт.
Их подбирали уже спущенные шлюпки, болтавшиеся поблизости от «Титаника».
Большинство же из экипажа предпочитали пока оставаться на судне.
В постепенно меркнущем электрическом освещении белыми пятнами выделялись накрахмаленные белые куртки – прислуга не делала ничего, чтобы помочь возившимся со шлюпками. Они спорили о том, сколько еще времени лайнер продержится на воде.