Ж-ж-жух… Просвистели-пронеслись над их головами утки и с размаху плюхнулись в воду. Недолго побарахтались, погоготали о своем, об утином, и, обсудив что-то важное, отправились дальше по своим делам.
И опять все замерло.
— Извини, я тебя чуть-чуть потревожу.
Папиросы лежали в кармане пиджака, наброшенного сейчас на плечи Ирины.
Пытаясь достать их, Барон вынужденно приобнял женщину за талию, и от его прикосновения чувственная дрожь пробежала по телу Ирины. Это порядком позабытое ощущение не напугало, но смутило ее. Ирина непроизвольно отшатнулась и, неверно истолковав ее реакцию, теперь уже в свой черед смутился Барон.
Он нарочито долго разминал в пальцах папиросу, затем закурил и, прерывая неловкое молчание, сказал:
— Шикарное место. Я сегодня днем уже был на вашем озере. Вот точно так сидел на бережку. Тоже было хорошо и красиво. И все же отсюда вид — просто потрясающий.
— Тебе в самом деле нравится?
— Очень. Причем такое странное ощущение, словно я был тут. Именно здесь, на этом самом месте. Мистика какая-то.
— Никакой мистики, — улыбнулась Ирина. — Одна из музейных Ольгиных акварелей писалась как раз с этой точки. Она знала, что я люблю приходить сюда, и однажды решила сделать мне подарок.
— А ведь верно! И как это я сразу не сообразил?!
— А у тебя есть свое, самое любимое место в Ленинграде?
Барон задумался:
— Пожалуй, есть. Вот только так вышло, что оно одновременно еще и с оттенком зловещности.
— Ой! Это, наверное, Петропавловская крепость? Где тюрьма, казематы?
— Нет. Это Михайловский замок и его окрестности. Ленинград, конечно, нельзя назвать средневековым городом — для этого он слишком молод. Но вот Михайловский замок — он словно бы помечен печатью Средневековья. Да еще и хранит в себе мрачную тайну убийства Павла Первого.
— Брр! Жуть какая! Хоть я ни разу не была в Ленинграде и замка этого никогда не видела, уверена, такое место ни за что бы не смогла полюбить.
— А вот как-нибудь соберешься, приедешь, и я тебя туда отведу.
Барон осекся, так как неосторожно вырвавшаяся фраза несла в себе отпечаток особой сверхдоверительности. Кроме того, ему сделалось невыносимо стыдно («Какая же я все-таки скотина!») продолжать врать этой славной, безоговорочно доверившейся ему женщине.
— Отведешь и что? — заинтригованно поторопила-напомнила Ирина.
— И ты убедишься, что, как ни странно, в наше время это место не таит в себе зла. Легенды, окутывающие замок, будто оберегают его. В любом случае, всякий раз, когда мне требуется найти выход из какого-то трудного жизненного положения, ноги словно сами несут к Михайловскому замку. Я просто брожу там и подпитываюсь энергетикой места.
Ирина посмотрела на него с восторженным уважением:
— А ты бы неплохо смотрелся в роли экскурсовода.
— О как?
— Да-да. Ты очень хороший рассказчик. Сразу видно человека творческой профессии.
Барон почувствовал, что краснеет.
Притом что последний раз таковое с ним случалось даже и не припомнить сколько лет тому назад.
— Хм… А знаешь, какая у нас в Питере существует связанная с Павлом легенда? — поспешил он сменить тему.
— Нет. Но могу предположить — что-то из жизни привидений?
— Привидение, само собой, имеется. Куда без него? А еще, согласно городским преданиям, всем нестерпимо мающимся зубной болью помогает излечиться простое прикосновение к мраморной крышке надгробия убиенного императора.
— Ничего себе! А ты сам проверял?
— Разумеется.
— И как? В самом деле действует?
— Лично мне — помогало.
— Правда?
— Зуб даю! Больной.
Оба расхохотались.
— А у нас тоже есть своя легенда, связанная с озером. Хочешь расскажу?
— Конечно.
— Правда, она совсем не такая оптимистичная. Говорят, с древних времен на дне Галичского озера лежит клад, на который наложено страшное заклятие: чтобы достать его, нужно закопать первенца-сына в землю, и тогда на озерных водах появятся двенадцать кораблей, нагруженных несметными драгоценностями.
— Надеюсь, злыдней, способных это проверить на практике, не сыскалось?
— К сожалению, нашлись. Много веков назад жил в Галиче жадный до золота князь Шемяка.
— Это в честь которого гора, на которую мы с тобой поднимались?
— Да, тот самый. И вот задумал алчный Шемяка заполучить этот клад. Заманил он своего старшего сына в безлюдное место, оглушил и принялся закапывать в яму. Закапывает, а сам все в сторону озера косится. Глядит — в самом деле корабли из воды показались. Все двенадцать. Но тут, по счастью, прибежала несчастная, убитая горем мать и спасла сына. И корабли снова погрузились в озеро. Вот такая легенда.
— Да уж, историйка не для рассказов на ночь, — рассеянно подтвердил Барон, настороженно всматриваясь в темноту.
— Ты чего?
— Извини, придется снова тебя потревожить. Приподнимись, пожалуйста, мне нужно кое-что достать.
Ирина встала и удивленно пронаблюдала за тем, как Барон торопливо щелкнул замком, нашарил что-то внутри чемодана и поспешно сунул в карман брюк.
Что именно — она разглядеть не сумела.
— Все в порядке, можно садиться.
Ирина села, ожидая пояснения его странных телодвижений, но тут из темноты материализовались трое.
Пичугу и его напарника Барон распознал сразу, а вот сопровождавшего их третьего видел впервые. Но как раз от него, самого амбалистого, отчетливее всего и веяло угрозой. Ирина испуганно ойкнула, так как в намерениях направляющихся к ним мужчин сомневаться не приходилось — очень уж характерные «оба трое» были персонажи.
— Зырьте, парняги, какой нынче шустрый ленинградец пошел, — первым подал голос Пичуга. — Тока нарисовался, а уже нашу местную бабу закадрил. Главное дело, канал под культурного, а сам первую попавшуюся перезрелку — хвать, и в камыши.
— Ай-ай-ай, — насмешливо причмокнул губами Дроныч. — Нет, оно, конечно, может, у них в Питере так принято: бац-бац — и в дамки. Ну не в курсе приезжий человек, что мы тута люди в старых традициях воспитанные. Что не принято у нас на первом свидании бабу в кусты волочить. Не по-людски это.
— Во-первых, добрый вечер, господа охранители традиций, — нахмурившись, заговорил Барон. — А во-вторых, поскольку вы есть люди прохожие, то и проходите себе мимо. А если и в самом деле какие вопросы имеются или просто есть нужда побазланить, будьте человеками — давайте на завтра перенесем. Скажите, где и во сколько, я подтянусь.