Ветра немного стихли. Продолжая сидеть на капоте, Вероника посмотрела на «БМВ» с нежностью.
– Мне нельзя уходить, – сказала она. – Сумрак заберет меня.
– Сумрак уже давно забрал тебя. – Я протянул к ней раскрытую ладонь. – Ты давно умерла.
– Врешь!
Ослепительный свет со стороны «БМВ» пронзил меня, едва не опрокинув. Фары инквизиторской машины в Сумраке светили так, словно стремились развеять его вплоть до нижних слоев. Клумси покатился клубком, цепляясь когтями за гравий. Веда выставила Щит, но под лампами «БМВ» он сам начал светиться, как раскаленное стекло, и волшебница его поспешно убрала, лишь отвернувшись от источника света. Никогда не видел, чтобы Щит Мага плавился.
– Я знаю, кто ты. – Каждый шаг давался мне через болезненное усилие. – Ты та, от кого фон Шелленберг не ожидал предательства.
– Я не предавала его!
– Он считал по-другому. – Я уже начинал задыхаться.
– Он никогда не любил меня!
– Нет! Ты была для него всем! Ты – лучшее, что он видел! Ты – потерянное Дитя Баланса!
Свет погас не сразу. Фары поубавили в агрессивности, словно недоумевая, как так получилось, что в них больше нет нужды. Двигатель недовольно взрыкнул и сбавил обороты до минимума.
Веда ошарашенно захлопала ресницами. Клумси недовольно фыркнул.
– Ты не просто так работала в Женеве, – продолжал я, медленно подступая к девушке на капоте, следящей за мной с интересом. – Тебя инициировали в детстве, минуя Тьму и Свет. Фон Шелленберг стал твоим наставником и защитником. Никогда с тобой не расставался. Тебя держали поблизости на случай, если понадобится привлечь Баланс. Тебе рассказали о твоей роли. Но ты не приняла их правил. Помогла раскрыть фон Шелленберга, и он не выдержал.
– Убил меня, – произнес призрак, словно что-то вспоминая. – Отравил вино за ужином…
– И сохранил тебя в Сумраке.
– Он отравил свое вино, Темный. Но кубок схватила я.
Услышав это откровение, я остановил свой поток речи.
Переменив позу, Вероника подняла руку вверх, словно рассматривала невидимый кубок.
– Я вспомнила, – сказала она. – Он не мог вынести бесчестья. Он потерял все. Друзей, влияние, ауру… Все это не имело значения. Он горевал, что потерял меня. Что я… не поддержала его. И тогда он пригласил меня на ужин. Зеленый сыр, устрицы и акульи плавники, «Шато Лаффит» в пыли и паутине, белый влажный платок, которым он вытирал бутылку. Перстень, из которого он вылил зелье в свой кубок. Я не могла дать ему уйти. Я была виновата. И выпила вино сама.
Вероника легла на стекло «БМВ», прижимаясь к машине, как к собственной детской постели.
– А он не дал уйти мне, – продолжала она. – Ты знаешь, Темный, что образ ауры нельзя сохранить в чужих вещах? Только в своих, родных и близких. Он хотел, чтобы я осталась. Чтобы я всегда была рядом. Он сохранил меня в своей машине. Так мы могли иногда говорить… говорить через Сумрак.
– Вероника, это не жизнь, – проговорил я. – Это лишь сон Сумрака о тебе.
– Знаю, – вымолвила она. – И все же… Он такой настоящий.
– Я могу сделать так, чтобы вы были вместе.
– Как? – Вероника подняла голову. – Как ты сделаешь это, Темный? Не давай обещаний, которых не сможешь выполнить.
– Это я выполнить смогу. Я отправлю его к тебе. Он возьмет свой кубок. Но мне нужно, чтобы ты меня пропустила. И я сделаю, что должен.
Осторожно опустив ноги на гравий, Вероника вздрогнула, будто земля никогда не была предназначена для нее. Она все еще касалась пальцем капота. Посмотрела на Клумси, Веду и затем на меня.
– Я буду ждать, – сказала она, убирая руку и отрываясь от «БМВ» полностью.
Мне никогда не казались чем-то необычным сгустки Тьмы или Света. Но серый сгусток, охватывающий Веронику и растворяющий ее в Сумраке, я видел в первый раз. И, вероятно, в последний.
Мотор «БМВ» заглох самым обычным образом.
Я вынырнул из Сумрака. Следом Веда и Клумси.
– Что это было? – произнесла Веда. – Как ты понял, что она – предыдущее Дитя?
– Клумси, – обратился я к коту, – ты не оставишь нас на минутку?
Покрутив усатой мордой ради приличия, кот отошел в сторону.
– Веда, подойди ко мне, – вымолвил я. – Прошу тебя.
Она подошла, не говоря ни слова. Я взял ее руки в свои.
– Двенадцатое мая прошлого года, – сказал я. – Мы оба помним этот день.
На миг мне показалось, что по лицу Веды пробежала Тьма. Но это была лишь тень от Света.
– Именно эту дату назвала Вероника, когда я утром сел в «БМВ», чтобы догнать Иного после первого взрыва, – проговорил я. – Это была дата ее пробуждения в качестве бортового компьютера. Это день, когда в машину заточили слепок ауры Вероники. День ее смерти, в который Баланс утратил своего наместника на Земле.
– День, когда он начал искать нового, – вымолвила волшебница.
– В мире не так много неинициированных Иных, рожденных от других Иных, общего уровня, но разного цвета. Выбор Баланса пал на Кристину. Возможно – на тот момент единственного подходящего кандидата. Когда мы встретили девочку, ты сказала, что она показалась смутно знакомой. Ты не ошиблась – ты уже видела ее раньше.
– Автобус с первоклассниками, – произнесла она. – Питерский театр…
– В который в тот день привезли детей со всей страны.
– Кристина была там, – прошептала Веда. – Со школьной экскурсией.
– Там же, где были мы. Сидела перед нами в компании других детей. Ты понимаешь? Это не был прорыв Инферно, как убеждали Темные. Это был Баланс. Он нашел Кристину в Санкт-Петербурге, в момент, когда Вероника умерла на руках фон Шелленберга в Женеве. Сумрак протянул нить между Балансом и Кристиной, и образовался разлом. В театр начала врываться Сила, закрепляя эту нить. Энергии было столько, что она попутно разрушила бы все, если бы не ты.
– Я?
– Мне не удавалось тебя вывести. Тебя придавило упавшей лампой, ты умирала. Был лишь один способ спасти тебе жизнь. Начать инициацию. И Сила почувствовала, нашла выход. Начала вливаться в тебя – впервые попавшую в Сумрак, голодную до энергии. В тебя вошла вся Сила, которая не разрушила театр. Ее было столько, что тебя затянуло на третий слой. И ты разом поднялась до первого уровня.
Веда отшатнулась, но руки не убрала, оставив их лежать в моих ладонях.
– Так вот почему я стала такой, – пробормотала она. – А мой цвет? Почему я стала Светлой? Это тоже Баланс?
– Нет, – покачал я головой. – Просто в тебе был Свет. Всегда был, есть и будет. Свет, который ты всю жизнь скрывала, боясь жестокости мира. Скрываясь за внешним видом, стилем, образом жизни, поисками риска. А перед лицом смерти ты о себе не вспомнила. Лишь сказала мне вывести детей. И никакой Баланс тут ни при чем.