Подскочив, полу-Иной бросился бежать в центр павильона. Я выстрелил вслед шакрамом и отсек ему руку чуть выше локтя. С мерзким визгом он повернулся, орошая кровью стекла соседних аквариумов. Вскинул оставшуюся руку, попытавшись сложить заклинание, но поскользнулся в луже собственной крови, и импульс ушел вверх, прямо в крышу.
В одно мгновение купол разнесло, яркий свет хлынул в музей, освещая падающие в бассейн обломки. Брызги воды попали даже на меня. Тело Ромки осталось погребенным под кучей бетона и стали.
Полу-Иной оперся о перила бассейна, сделал усилие и побрел в зеленый зал. Следуя за ним, я убрал шакрам в карман. Все равно уйдут шестьдесят секунд на перезарядку, а я рассчитывал закончить бой намного раньше.
Схватив полу-Иного за шиворот и стараясь не запачкаться, я отшвырнул его в сторону, на зеленый постамент. Не знаю, сколько в моем противнике было здоровья, но его голова оказалась немногим прочнее, чем стекло, разбившееся от прикосновения с ней и усеявшее ему лицо осколками.
– Ты не победишь, – захихикал он. – В тебе нет Силы!
– Для тебя она не нужна, – ответил я и отпустил его. – Удачи.
Он все еще продолжал механически улыбаться, не понимая, что происходит. Затем сзади него мелькнула зеленовато-коричневая туша, и его голову с боков обхватили прочные клыки.
Еще кое-что в тот момент я узнал про полу-Иных с плавающей аурой. Они не просто умирают, как обычные люди. Они еще точно так же кричат.
Истошный вопль прервался, когда челюсти хорошенько встряхнули жертву во все стороны, ломая ей шею. Тело застыло верхней половиной на постаменте, нанизанное на осколки защитного стекла и отчасти – прижатое толстой короткой лапой.
Нильский крокодил Афоня посмотрел на меня и зевнул.
– Приятного, – сказал я и пошел к выходу. «Сферу невнимания» на этот раз я все же на себя повесил.
Глава 3
Прибыв в мотель, я первым делом вернул «фиат» на прежнее место. Дело делом, но откровенно портить жизнь посторонним людям я не хотел. Кубики под зеркало хозяин сам пришьет.
– Что случилось? – спросил Клумси, когда я вошел в номер. – С Ромкой все хорошо?
– Ромка мертв, – мрачно ответил я, садясь на диван так, что занял практически все его пространство.
– Как это – мертв? – оторопел оборотень. – Кто? Как? Почему?
– Хорошие вопросы. Есть что выпить? Я не про кофе.
– В мини-баре был вискарь.
– Годится. И остальных созови. Есть разговор.
Виски оказался средней паршивости, что подходило мне более чем.
– Ловишь от жизни все? – спросила Веда.
Она стояла в проеме, выглядевшая хорошо отдохнувшей, причесанной, полностью одетая и готовая к выходу. Я обнаружил, что с утра настолько привык к ее проколотой губе, что практически перестал замечать. В выражении ее лица я предпочел не разбираться.
– Ее родителей звали Виктор и Елена, – напомнила Веда. – Их тоже убил Баланс. Руками их собственной маленькой дочери. Кристине самой нужна помощь. А что сделал ты?
– Старался помочь как мог. Твоя Елена захватила военный катер и убила Махсуда.
– Это была не она.
– Я знаю.
– Ты хотел убить Кристину. Убить ребенка.
– Я хотел не дать ей исчезнуть.
– Ты мог просто направить корабль на мель…
– Ведающая, сядь и замолчи.
Она не двинулась с места, пока не пришли остальные. Вероятно, у Клумси и Морозко с Линой возникло желание обсудить между собой предмет будущей беседы. Или же они просто решили не влезать в разговор старших уровнем.
– Что случилось, шеф? – спросил Клумси. – Что там с Ромкой?
Я рассказал им все. Про Ромку, про данную Махсудом амфору памяти. Заслышав про смерть парня, Лина спрятала лицо на широком плече Морозко.
– У тебя есть идеи, что творится? – спросила Веда.
– Обойдемся без лишних предисловий, – сказал я, отставив стакан. – Что такое Великий Договор?
– А говорил, без предисловий, – пробормотала Веда.
– Сейчас я говорю напрямую о событиях сегодняшнего дня. Махсуд задал мне этот вопрос утром. Кое-кто из вас присутствовал при обсуждении. Тогда я не понял сути того, что он пытался мне сказать. Сейчас я ее понимаю.
– Как это связано… – неуверенно начал Морозко, но я его прервал:
– Великий Договор – это беспрецедентный в истории случай, когда Иные коллективными усилиями создали в Сумраке возмущение таких размеров, что он отреагировал на их желание, реакция на которое до того не была предусмотрена. В данном случае – исполнил требование держать равновесие. Но сделал это по-своему.
– А разве обычно все не так? – спросила Лина.
– Исполнил? – удивился Клумси.
– Нет, не так. Обычно именно Сумрак задает правила игры, а Иные им подчиняются. Когда маг производит файербол, разве он создает его сам?
– Нет, – ответила Веда. – Он лишь переправляет потоки Силы, которая была до него… Кажется, я понимаю, о чем ты.
– Никакой маг не способен произвести такую магию, которая не была бы предусмотрена Сумраком. Высшие могут создавать свои вариации, но все происходит в определенных пределах. Нельзя мановением руки облагородить весь мир, нельзя воскресить мертвеца, нельзя создать свой слой Сумрака. Мы – маги, однако мы не создавали Силу, которой пользуемся.
– Это понятно.
– Но что случится, если большинство активных Иных на планете синхронно захотят одного и того же? – спросил я. – Представьте, что все мы, сидящие в этой комнате, захотим чего-то такого, что Сумрак обычно не дает. К примеру, заставить растительную и животную экосистемы поменяться местами. Что произойдет?
Клумси озадаченно почесал шевелюру.
– Да ничего, – ответил он. – Сумрак такую команду не выполнит.
– Предположим, что к нам присоединятся отделения Дозоров из наших краев.
– Все равно.
– А кроме них, все Иные России. И всего мира. Все мы будем активно желать этого, вкладывать магию в поиски и опыты. В течение многих, многих лет. Даже столетий. По-вашему, Сумрак проигнорирует наше желание?
– Даже не знаю, – задумался оборотень. – Это вопрос, как говорил Шерлок, на три трубки.
– Он отреагирует, – сказала Веда, глядя в окно сквозь едва шевелящиеся при открытой форточке занавески. – Но не так, как мы бы хотели. Сумрак найдет способ нас заткнуть.
– Долгое время ничего не будет происходить, – предположил Морозко. – Затем, рано или поздно… Что-то случится.
– Оно и случилось, – сказал я. – В истории Сумрака был всего один случай, когда Иные обрели массовое единодушие в желаниях.