Добрые люди - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 68

Группа мужчин и женщин, которые также остановились поглазеть на повозку, узнали одну из арестанток и теперь выкрикивают в ее адрес грязные оскорбления, которые женщина преспокойно возвращает им в виде безобразных ругательств, пока один из охранников не грозит ей штыком и не приказывает заткнуться.

– Взгляните на этих тварей, – говорит Брингас. – На этих подонков! Сегодня они глумятся, а вчера, возможно, кто-нибудь из них пользовался услугами одной из этих матрон… В Париже пятьдесят миллионов в год расходуется на живой товар, оседая в руках модисток, ювелиров, извозчиков, держателей трактиров, владельцев домов свиданий. Чрезвычайно выгодное дело, как вы можете себе представить. И вот город, который наживается на тяжком труде этих работниц, простите за эвфемизм, их же наказывает и предает позору. Ibi virtus laudatur et auget dum vitia coronantur… [50] Просто тошнит от этого!

Телега проезжает мимо аббата и академиков, ребенок на руках у женщины начинает плакать. Безутешный детский крик перекрывает голоса толпы.

– Невыносимо, – произносит потрясенный дон Эрмохенес.

Не он один поражен зрелищем. Несколько женщин, рыночных торговок, склонных, подобно ему, к состраданию, что-то выкрикивают, защищая молодую мать и ее ребенка, и в ярости бранят полицейских. Их негодующие вопли меняют настроение толпы: оскорбления и издевки внезапно стихают, вместо них раздаются голоса сочувствия и возмущения. Брингас с довольным видом любуется сценой, язвительно улыбаясь.

– Вот она, переменчивость толпы, – произносит он. – Все-таки не все потеряно. Остались кое-где совесть и порядочность… И люди, которым не безразлична несправедливость и чужое несчастье. Эти люди грозят кулаком небу, где нет никаких богов… Сегодня их кулак все еще пуст, но однажды он поднимет орудие мщения – очистительный факел!

Гул возрастает. Как пороховой дым, крики негодования окутывают толпу, которая теперь на все лады чихвостит и распекает полицейских. Брингас с готовностью присоединяется к ним.

– Долой произвол! – яростно голосит он. – Смерть дурному правительству и бесчестным притеснениям!

– Ради бога, сеньор аббат, – в ужасе бормочет дон Педро, тщетно стараясь его унять. – Пожалуйста, успокойтесь!

Брингас смотрит на него помутневшим взглядом.

– Успокоиться, говорите? Вы хотите, чтобы я успокоился, став очевидцем этого омерзительного зрелища? К черту спокойствие! Долой произвол и штыки!

Именно штыки и принимаются утихомиривать разбушевавшуюся толпу. Торговки требуют у полицейских освободить юную мать, но те яростно отталкивают их, целясь из ружей, которые мгновение назад висели за спиной. От этого возмущенные крики собравшихся становятся еще громче, толпа колышется, словно пшеница под ветром. Зеваки мигом ополчаются против гвардейцев, кое-кто уже швыряет в них булыжники. Командующий офицер выхватывает саблю.

– Отсюда надо уходить, и побыстрее, – говорит адмирал.

– Никогда! – вне себя вопит Брингас. – Свободу матери и ее ребенку! Свободу этим несчастным!

Он яростно кричит по-французски, указывая тростью в сторону телеги. Какие-то оборванные молодые люди и примкнувшие к ним доходяги самой завалящей наружности вслед за торговками осаждают гвардейцев, пытаясь прорваться к повозке и освободить пленниц. Сыпятся первые удары кулаками и прикладами.

– Мерзавцы, – кричит Брингас, бросаясь в толчею людей, которые пихают и бьют друг друга. – Бессовестные убийцы! Подлые рабы! Трусливые обыватели!

Не растерявшись, адмирал хватает его и тащит прочь, вон из гущи людей, одновременно другой рукой увлекая за собой оторопевшего дона Эрмохенеса. Все превращается в сплошную сутолоку и вопли. Где-то сверкают штыки, внезапно гремит выстрел, вызывая еще большую панику. Толпа бросается врассыпную, рассеиваясь в прилегающих улицах. Брингас и академики устремляются вместе со всеми по улице Де-Ломбар: библиотекарь не на шутку испуган, дон Педро бежит со всех ног, и лишь Брингас то и дело оборачивается, чтобы выкрикнуть очередное оскорбление в адрес оставшихся позади. Несколько раз адмиралу приходится дернуть его за рукав, чтобы тот прибавил шагу. Миновав порядочное расстояние и с трудом переводя дыхание, все трое наконец заворачивают за угол и, запыхавшись от бега, останавливаются в тени портала.

– Вы с ума сошли, – негодующе набрасывается дон Эрмохенес на Брингаса, с трудом обретая дар речи.

– Ну, вы даете, – вторит ему дон Педро, держась за стену и приходя в себя после пробежки.

Библиотекарь вытирает платком лоб. Он пыхтит, в его шумном дыхании слышны астматические хрипы.

– Что бы сказали о нас в Мадриде? Что бы подумали наши друзья и коллеги, если бы увидели нас в этой заварухе? Нас с вами, адмирал, двоих почтенных академиков Испанской королевской академии, удирающих, как обыкновенные смутьяны… В нашем-то возрасте!

Вместо ответа адмирал издает странный звук, похожий на всхлип. Присмотревшись, дон Эрмохенес с изумлением замечает, что спутник хохочет. Это обстоятельство еще более возмущает библиотекаря, который смотрит на адмирала с осуждением.

– Не понимаю, что смешного вы находите… Боже мой… Это было просто… Просто ужасно!

– О, наконец-то в вашу дверь постучалась настоящая жизнь, – кликушествует Брингас. – Добро пожаловать!

Дон Эрмохенес поворачивается к аббату, чувствуя одновременно изумление и раздражение. Во время бега парик съехал с его головы. Брингас поправляет его потными дрожащими пальцами: он счастлив, как ребенок, который только что совершил удачную проделку.

– Это ведь тоже Париж, господа, – напыщенно добавляет он. – Это искры, которые однажды упадут прямиком в порох!

Аббат заходится безумным, дьявольским хохотом.

Он принимал на улице Сент-Оноре. Никто и мечтать не смел о том, чтобы сделать карьеру литератора без его участия, и приглашение прочитать рукопись у него дома служило не только символом признания, но и гарантией успеха.

Филипп Блом. «Опасные люди»

– Маргарита Дансени была одной из тех женщин, которые незадолго до революции, в последние годы старого режима, задавали тон в гостиных, – рассказывала Шанталь Керодрен. – Была еще и другая испанка, Тереса Кабаррус. Каждая на свой манер, обе царили в свете, считались законодательницами мод и светской жизни… Однако в отличие от Кабаррус, получившей влияние благодаря серии ловких интриг, у Дансени все с самого начала складывалось как по маслу.

– Вероятно, она была хороша собой.

Шанталь склонила рыжую голову и взглянула на свои усыпанные веснушками руки, затем подняла глаза и улыбнулась. Мы сидели на плетеных стульях рядом с ее книжным прилавком у парапета набережной Де Конти, на левом берегу Сены. Перед нами проезжали автомобили, движение было интенсивным, но солнце – это был один из тех редких дней, когда в Париже не было дождя, – освещало окрестности, делая их просто очаровательными.