Прокляты и забыты. Отверженные Герои СССР - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Конев cтр.№ 88

После войны о продолжении военной карьеры думать не приходилось — ранения и контузии сказались на здоровье. 15 ноября 1946 г. Сысоев был уволен из рядов Советской Армии по болезни. С 1949 г. получал пенсию Министерства обороны по инвалидности.

Демобилизован был отважный морпех с военной службы по чистой. После войны долго залечивал раны: дважды ложился на лечение в госпитали, был на курорте Карловы Вары в Чехословакии. Уже на гражданке лечился в нервной клинике Курской областной больницы, посылали его на курорт в Зеленоградск Калининградской области. Жаловался на сильные головные боли, раздражительность, плохой сон, снижение памяти.

Но не захотел пенсионер-инвалид сидеть сложа руки. Стал работать инспектором по кадрам управления пищевой промышленности Курской области.

25 января 1950 г. его вызвали в военкомат, якобы в личном деле ошибка — буквы не хватает. Посмотрите. Тут же за ним пошли два соглядатая. Пришел домой, а там еще служивые, обеспокоенная мать. В доме сделали обыск, изъяли награды, фотографии. Ничего не объясняя, повезли в Москву, только сказали:

— Вы не арестованный, вы временно изолированный.

Везли в купе, где, кроме двух «сопровождающих», села посторонняя девушка. В дорогу Михаил взял какую-то книжку. Когда девушка попросила ее почитать, то бдительные «сопровождающие» не позволили.

26 января он был доставлен во внутреннюю тюрьму МГБ. Следствие вело 3-е Главное управление МГБ. На Лубянке первый вопрос:

— Когда вы стали изменником Родины?

— Только, — отвечает «временно изолированный» Сысоев, — сейчас.

— Как?

— Раз вы меня спрашиваете, значит, подозреваете. Значит, сейчас и стал.

— А знали ли вы изменника Родины генерала Власова?

— Нет, не знал.

— Вы не могли его не знать!

— Я знал офицера-разведчика Николая Карповича Власова. Изменника Родины Власова я не знал и не знаю.

— А изменника Родины Петрова?

— Нет, я знал только разведчика Петрова.

От Сысоева требовали подписать показания на этих арестованных и посадили «подумать» в Лефортово. Узник согласился было подписать, стал читать, что следователи написали — это совсем не то, что он говорил.

— Да это разве я сказал?

— А это литературная обработка, — отвечает следователь. — Мне так, кажется, что вы это имели в виду.

Разговаривали с ним и так и сяк. Возили в бокс — стоячий карцер. 22 февраля 1950 г. привели снова в кабинет:

— Видишь драпировка? Не подпишешь — будешь, как этот бархат, вишневого цвета.

У следователей в руках уже резиновая палка.

— Ложись.

Втроем замахали палками. Бывший морпех и разведчик запел: «Раскинулось море широко».

Один говорит:

— Рано.

Когда арестант потерял сознание, его облили водой, очнулся — нашатырь под нос сует капитан медицинской службы:

— Катись отсюда! Ты врач или палач? Не буду подписывать.

Его подвели к драпировке, раздвигают ее, арестанта туда и начинают воздух туда то закачивать, то выкачивать — человек задыхается. Была еще пытка электродами. Трижды он терял сознание.

— Если не перестанете, я вообще говорить не буду, и тогда хоть вырывайте язык — ничего больше не скажу.

На два дня оставили в покое. Тринадцать месяцев пробыл Сысоев в тюрьме. Потом в марте 1951 г. было Особое совещание. Сысоев был обвинен в том, что установил и поддерживал преступную связь с бывшими офицерами Советской Армии майором А.М. Петровым и старшим лейтенантом Н.К. Власовым. В его деле было отмечено, что Сысоев передал Петрову, как резиденту американской разведки, сведения, составлявшие государственную и военную тайну. Действительно, встречался Сысоев с Петровым раза три за время службы. В Вене, в Доме офицеров сидели в ресторане последний раз. Было это уже после войны, в 1945 г. Выпивали, беседовали. Петров спросил: где он служит, где его корабль. Сысоев ответил, что в Будапеште. (В протоколе же было указано, что тем самым Сысоев раскрыл место дислокации Дунайской флотилии.) Хотя при очной ставке Петров факт вербовки и передачи ему сведений от Сысоева отрицал: если это считать сведениями, то какие же тогда настоящие сведения? Тем не менее без всяких доказательств это оставили, а также добавили, что Сысоев не донес советским государственным органам об изменнических намерениях Власова, с которым он вместе служил в 305-м обмп. Тот был во время войны командиром взвода химразведки и, скорее всего, после 1945 г. сбежал в Западную Европу. В деле, как одна из веских улик, также фигурировала фотография, сделанная американской журналисткой.

3 марта 1951 г. Особым совещанием при МГБ СССР М.А. Сысоев был обвинен в преступлениях, предусмотренных ст.58-1 «б» и 58–10 н.1 УК РСФСР и осужден на 15 лет. Через несколько месяцев он был лишен звания Героя Советского Союза.

Каково это было узнать и пережить матери Михаила Андреевича. Ведь по родному селу поползли слухи: Мишка-то Сысоев никакой не Герой. Своровал у кого-то Звезду, вот его и посадили.

А у матери в комоде Грамота Героя, подписанная Председателем Верховного Совета СССР, которую сотрудники МГБ не нашли при обыске. Как же так? Нет, не верила мать в виновность сына.

Осужденный же ушел по этапу. Садились в поезд на Воркуту. Вокруг настоящие враги советской власти — бандеровцы. А начальник конвоя лейтенант при посадке возьми да ляпни: «О, да ты Герой! Как же ты сюда попал?». Лежит Михаил на верхней полке и думу думает: они меня прикончат теперь.

Но 15 лет не просидишь на полке. Спустился. Они:

— Сам идет. На рожон полез.

— Слушайте, ребята, о том, что вы меня прикончите, что вы злые на Сталина, я знаю.

— И на таких, как ты, — тут же ответ.

— Да. Приканчивайте, один черт, мучиться здесь… Но вы подумайте, кто злей на Сталина сейчас — вы или я? Я ж за него кровь проливал, жизнь отдавал! А вы действительно против него были — вас-то он законно посадил.

В общем, наладил как-то отношения. После Воркуты была Сызрань, Восточно-Казахстанская область. Омск. И в заключении сохранил он присутствие духа и гордый, независимый характер. Определили его как инвалида и как самого авторитетного и справедливого в хлеборезку. Как-то мимо них проходил оперуполномоченный. По установившемуся порядку все заключенные встали, тем самым приветствуя эту весьма важную фигуру среди лагерного начальства. Лишь Михаил Андреевич остался сидеть.

— Почему сидишь? Встать! — приказал ему опер.

— Кто ты такой? Это ты должен передо мной вставать. Я на фронте воевал, Родину защищал, а ты с кем воюешь?

Подобная строптивость не прощалась. Заключенного перевели на стройку. Снова встретился с ним опер.

— Ты, оказывается, работать можешь, — похвалил.