– Да, поняли, – сказал я. – Спасибо.
– Так что насчет Савельева…
– Договор остается в силе. На первой же станции, как только будет возможность, мы его высадим.
– Хорошо, – сказал майор. – Я верю вам. Отбой.
– Не волну… – начал я, но по характерному молчанию в трубке понял, что сеанс связи закончен. – Все Жень, отбой.
Ларин привел телефон в походное положение и уже собирался опустить его в мой карман, когда мне, наконец, бросилась в глаза одна занятная деталь. Настолько занятная, что остается только изумиться, как я не заметил ее раньше.
– Стоп! – скомандовал я.
– А? – Ларин застыл на месте. – Стоп в смысле тормози?
– Стоп в смысле замри! Так. Теперь отведи телефон от моего лица, я хочу рассмотреть. Да, вот так.
Просто поразительно! Я ведь уже держал его в руках, разговаривал по нему, любовался на необычную антенну, даже слушал инструкции Савельева: «потом на красненькую кнопочку, потом ту, что с шариком». Даже полный кретин на моем месте заподозрил бы неладное. Но не таков наш герой!
Почему я только сейчас обратил внимание на весьма странную, мягко говоря, раскладку клавиатуры телефона? И… что все это значит? А?
На мгновение у меня потемнело в глазах. Кажется, я был слегка не в себе, реальность вокруг меня расплывалась и покачивалась. На какое-то время я просто перестал ее чувствовать. Потом все прошло, осталось только головокружение.
– А? – повторил я.
– Я спрашиваю, можно уже отмереть? – Ларин заглянул мне в лицо откуда-то издалека, как через мутное стекло иллюминатора подводной лодки.
– Да. – Я несколько раз моргнул. – Хочешь порулить? Мне нужно выйти. Ненадолго. – Собственный голос казался неестественно громким в замкнутом пространстве кабины. Произнесенные слова не затихали, а продолжали носиться вокруг, отскакивая от стен, и возвращаясь. И возвращаясь. – Ненадолго… Ненадолго… Ненадолго…
– Давай-авай, – согласился Женя. – А то ты и вправду бледный какой-то, ой-то. Погуляй-ай-ай-ай. А мы тут пока… тут пока… – И потянулся к поручню.
Я ничего не успеваю сообразить. Просто вижу, как Женина рука тянется вперед, уверенно берется за свисающий вдоль клеммы-поручня конец цепочки – чуть ниже моей собственной руки, по локоть одетой в зеленую резиновую перчатку, – и мгновенно одергивается, будто ужаленная. И еще я слышу, как кричит Женя. И поворачиваюсь к нему.
Женя жив. Он подскакивает на месте, изысканно матерится, комично дует на ладонь.
– Что, пробивает? – без злорадства спрашивает Савельев.
– Д-д… д-да! – Женя скалится левой половиной рта.
– Еще бы: восемьсот вольт! – Во взгляде рядового прочитывается уважение.
– Я т-так и па-а… – тянет Ларин и нервно смеется.
Все нервно смеются.
– Паш, ты, вроде, выйти хотел, – напомнил Петрович.
– Да. Мне надо. Ненадолго…
– Так давай я тебя подменю. Ты только перчатки не забудь передать, а то будет, накх, как с этим…
Петрович тянет рычаг на себя. Спустя полминуты вагон притормаживает. Я отпускаю цепочку. Руки затекли. Вагон останавливается мягко, без толчка, снова меняет направление движения. Я с трудом стягиваю перчатки и передаю Петровичу.
– Пост принял, – бормочет он.
Я вытискиваюсь из тесной кабины и с садистской основательностью прикрываю за собой дверь. Мне нужно остаться одному.
Головокружение проходит. Реальность возвращается в привычные границы. Правда, легче от этого не становится.
– Ну! – Я обращаю взгляд к потолку, потемневшему из-за облетевшей при взрыве краски. – Чего молчишь? Объявляй!
Не слышу ответа.
– Эй! Это же переломный момент, ты просто не можешь его не объявить! Забей на то, что вагон оторван от поезда, а в нашей кабине я что-то не заметил никакого магнитофона. Вспомни Чехова! Он говорил: если на стене висит динамик, то должен же он в конце концов сказать что-нибудь путное… Давай!
Эфир наполняется звуком.
Глава двадцать первая
«Переговорная станция»
– Умница! – похвалил я. – У тебя отлично получилось. И очень символично. Настало время переговорить с твоим хозяином.
Я еще раз взглянул на рабочую панель савельевского радиотелефона.
Сверху сетка динамика, снизу прорези микрофона, между ними, как водится, клавиатура. Сначала три ряда цифр, от одного до девяти, нуль почему-то отсутствует. Затем еще два ряда – цветные кнопки без надписей, наличествуют все цвета радуги, кроме голубого. Последний ряд – пять кнопок меньшего размера, на которых изображены геометрические фигуры: квадрат, треугольник, круг, ромб и звездочка. Пятиконечная, советская – куда ж от нее денешься в постсоветском субреализме…
Я помнил номер, но на всякий случай хотел удостовериться еще раз и именно для этого вернулся в салон. Куртка лежала там, где я ее бросил, скомканная и забытая. Я поднял ее с сиденья и хорошенько встряхнул. Во внутреннем кармане оказалось пусто. В левом наружном лежал недочитанный томик Валерьева. Возможно, визитка в нем? Я перевернул книжку корешком вверх и пошелестел страницами. Наружу выпал только пластиковый проездной, он приземлился на пол буквой «Е» кверху. Бесполезную книжку я швырнул на сиденье, но промахнулся, и она тоже оказалась на полу, рядом с закладкой. Черно-белый Валерьев укоризненно глядел на меня с обложки. Я не стал нагибаться за книгой, просто придавил фотографию подошвой ботинка, прячась от укоризненного взгляда. Я тоже люблю иногда символические жесты.
Искомая визитка обнаружилась в последнем кармане. На ней наклонными позолоченными буквами было выведено:
Игнат(ов) Валерьев(ий)
тот, который…
Тел.: зел. – син. – ромб – 289
На панели радиотелефона я последовательно нажал кнопку зеленого цвета, затем синюю, кнопку с нарисованным ромбиком, потом три цифры и в последний момент вспомнил, что нужно опустить рычажок с правой стороны.
В трубке раздались привычные длинные гудки. Три… Пять… Восемь… На том конце кто-то явно не спешил.
Девятый гудок оборвался на середине.
– Алло! – произнес приятный голос, спокойный, вежливый, немного усталый – и очень знакомый.
– Вечер добрый! – Я не пытался изменить собственный голос, честно говоря, я и сам узнавал его с трудом. – Я не слишком поздно? Прошу прощения, если разбудил, но дело срочное. Это вас из издательства беспокоят.
– Да? – Из голоса Валерьева разом испарилась вся приятственность. – И что вас опять не устраивает?
– Видите ли… – Я легко вошел в роль, а в данный момент она требовала короткой неуверенной паузы. – В вашем последнем тексте… Попросту говоря, в нем слишком много мата. Поймите, мы не какие-нибудь ханжи, но… не на каждой же странице! А у вас, куда ни ткни, обязательно вляпаешься во что-нибудь… ненормативное.