Страх, или Жизнь в Стране Советов - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Петров cтр.№ 2

И, о ужас! Там обнаружилось огромное количество документов, фотографий, книг, газет и журналов, начиная с конца XIX века по наше время. Они решили все это немедленно изъять и тут же уничтожить. Этим занималась большая группа никому не известных людей в незнакомой военной форме МГБ. Никого из работников музея при этом не подпускали. Уничтожение шло в дальнем, так называемом третьем, дворе музея, рядом с помойкой.

Мы, вездесущие и нахальные мальчишки, попробовали было сунуть туда свой нос. Но не тут-то было — нас грубо отогнали на очень большое расстояние.

Вечером первого дня экзекуции, когда грозные дяденьки ушли, мы увидели рядом с помойкой огромную кучу битых стеклянных негативов — ведь раньше фотосъемка проводилась на стеклянные пластинки, а не на фотопленку. Мы перерыли всю кучу, надеясь найти хоть один частично сохранившийся негатив — все напрасно. Остались лишь мелкие кусочки стекла. Дяденьки «поработали» не за совесть, а за страх.

На следующий день запылал костер. Сперва сжигались документальные материалы. По пеплу было видно, что это были отдельные разнохарактерные бумажки. Потом дошла очередь до книг, журналов и подшивок газет. Аутодафе длилось несколько дней. Большая группа мужчин что-то носила и жгла. Для истории пропали бесценные документы. Взрослые говорили, что жгут антисоветские книги.

Уничтожение документов, архивов и подлинных свидетельств — обычный прием коммунистического режима. Ведь когда нет подлинных документов, легче манипулировать общественным сознанием.

Об этом не раз писалось в годы перестройки. Это позволяло им писать любую «красивую» историю, втискивая ее в прокрустово ложе своей бредовой теории.

В последнюю очередь жгли дореволюционные газеты и журналы. Здесь строгости немного поубавились. И я, как сорока-воровка, сумел выхватить из кучи горящей бумаги то, что нахально удалось схватить.

Это оказались два номера сатирического журнала «Пугач» за 1917 год. Как я ни рассматривал журналы, ничего в них антисоветского, к своему удивлению, не нашел и был очень разочарован. Правда, не было в этих журналах и статей Ленина или Сталина, не было и обязательного в советское время лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Живя в музее Ленина, я очень часто посещал экскурсии по музею. И в этих условиях не мог не стать поклонником вождя революции. Мне хотелось поскорее подрасти и посвятить все свои силы претворению в жизнь идеалов этого, как я тогда думал, прекрасного человека. Но, конечно, это надо делать не одному, а в организации единомышленников — ленинском союзе молодежи, т. е. комсомоле.

Вскоре мы уехали из музея на другую квартиру, и больше я в этом музее никогда в жизни не был. Человек в возрасте 14 лет созревает и взрослеет быстро. Происходит постепенное протрезвление, набирается жизненный и исторический материал. Романтический образ вождя начал быстро меркнуть, но все же желание послужить построению социализма в нашей стране осталось. Для этого надо вступать в комсомол, тем более что возраст как раз подошел.

Написал заявление, где нужно было обязательно и очень убедительно написать, зачем я вступаю в комсомол. Несколько раз мое заявление возвращали обратно — говорили: неубедительно. Затем заполнил анкету и получил рекомендацию от совета пионерской дружины. Это прошло легко и формально. Надо было получить еще одну рекомендацию — от комсомольца. От кого ее получить? В нашем классе комсомольцев тогда еще не было, так как почти все ученики были моложе меня. Старшеклассников я никого не знал. Обратился к своему приятелю из туристского кружка Дома пионеров, где мы вместе занимались. А тот, хоть и был моим приятелем, устроил мне такую головомойку с чтением получасовой нотации о высоком долге, моральной чистоте, политической активности, коммунистической сознательности и пр. и пр., что я почувствовал полное свое ничтожество, но рекомендацию все же получил. Потом был комитет первичной организации школы и Райком ВЛКСМ. Пришлось попотеть, как на допросе, но все же приняли. Все это меня несколько удивило, потому что я считал главной обязанностью школьника и комсомольца в том числе — хорошо учиться и достойно себя вести. А учился я в то время лучше всех в классе.

По прошествии некоторого времени, когда в классе появились и другие комсомольцы, классный руководитель оставила комсомольцев после уроков и, объявив это комсомольским собранием, предложила избрать меня комсоргом класса. Все с радостью и без обсуждений проголосовали «за», потому что никому не хотелось заниматься общественной работой.

Вскоре меня вызвали в комитет комсомола школы и сказали, что все комсомольцы должны заниматься общественной работой. Я сказал, что обязательно будем. «Нет — ответили мне, — работа должна быть плановой. Надо составить план общественной работы и мероприятий комсомольцев класса на будущий месяц».

Ну не мог же я один это написать — надо посоветоваться с другими комсомольцами. Объявил комсомольское собрание, все остались после уроков, но, к моему удивлению, никто и ничего не хотел делать. Я попробовал заикнуться о комсомольском долге, но меня подняли на смех и сказали, что ни в каких совместных мероприятиях участвовать не будут, потому что у всех свои различные интересы и вообще нечего по таким пустякам задерживать их после уроков, ни в каких комсомольских собраниях участвовать они больше тоже не будут. Вот те на! Ну и комсомольцы!

Видно, у ленинградцев уже тогда в крови была нелюбовь к коммунистической стадности и к коммунистическому принципу «все, как один».

Но, что делать, план-то составлять надо. Написал я какую-то отписку из одних общих фраз типа: повышать успеваемость, бороться за высокую дисциплину и далее в том же духе. Отнес план в комитет комсомола, но там его забраковали, сказав, что слишком мало. Добавил туда помощь отстающим ученикам, комсомольское собрание, культпоход в кино и еще что-то. Но и этот план был забракован: ни одного конкретного мероприятия и не чувствуется политическая направленность комсомольских мероприятий.

И тут надо сделать небольшое отступление о том, чему нас тогда учили (а это был последний год жизни Сталина). Так вот, страной руководит один-единственный человек — товарищ Сталин. В каждой сфере деятельности — тоже только по одному человеку. В сельском хозяйстве, например, — Лысенко (до этого был Мичурин, теперь уже умерший). В науках — это академик Павлов. Правда, он тоже уже умер, но кроме него в науке все равно никого нет, потому что все остальные — это проклятые «вейсманисты-морганисты» и сторонники буржуазной лженауки — кибернетики. С ними все сознательные советские люди должны бороться.

Ну а с дореволюционной Россией совсем просто — там вообще был только один достойный человек — Ломоносов, потому что из крестьян. Биографию и деятельность Ломоносова мы изучали почти по всем предметам: на уроках литературы, истории, физики и химии. Кроме Ломоносова на Руси вообще никого не было. Правда, в литературе признавались еще Пушкин, Лермонтов, Некрасов и Лев Толстой. Пушкин и Лермонтов — за то, что боролись с царским режимом, от которого и пострадали. Некрасов же в поэме «Кому на Руси жить хорошо» сказал, что всем плохо, а Толстого отлучили от церкви, стало быть, — «наш человек».