– Долбитесь, стало быть, в своем будущем.
– Это как?
– Травкой балуетесь.
– Обычный стимулятор. Его даже беременные курят, особенно если двойня.
Дотянув бодрящую цигарку до самого фильтра, я принялся за осмотр. Движения мои стали точны и выверены, мысли дисциплинировались и потекли, против обыкновения, в нужном мне русле. Методично проверяя свое имущество, я попутно сочинил недурственный сюжет для рассказа, и решил, что было бы здорово запастись волшебным куревом впрок.
Результаты ревизии были следующими. Не считая батарейки в будильнике и телефона, из квартиры исчезло: кофемолка, сломанный тысячу лет назад миксер и не новая, но еще приличная куртка. Кроме этого не работал телевизор, а парадно-выходная рубашка лишилась всех пуговиц. Кажется, еще пропало несколько дискет с играми, впрочем, они всегда валялись где ни попадя и могли потеряться задолго до встречи с Мефодием.
– Теперь нужно найти связь между этими предметами, – проговорила Ксения, покусывая ручку. Ручка была моей, но я не возражал. Мне было приятно, что на колпачке останутся следы ее ровных белых зубок. – Куртка – понятно. Телефон и кофемолка… допустим. Но зачем срезать пуговицы?
– Есть предположение. Он забрал все, что сделано в Прибалтике. Даже батарейку. Вероятно, пуговицы тоже оттуда. Сделаны в каком-нибудь Шауляе или Паневежисе.
Версия родилась сама собой. Я просто выплюнул ее, не подумав, но теперь мне казалось, что она близка к истине.
– А телевизор? Не смог унести и сломал?
– Что ты меня допрашиваешь? Хочешь яблоко?
– Хочу.
Мы вышли на кухню, и я поставил чайник.
– Извини, ничего вкусного нет. Только макароны и тушенка.
– Пойдет. Отдыхай, я сама сделаю.
Пока вода закипала, мы дружно грызли яблоки, и мне уже не было жалко того рубля, что я переплатил наглому латиносу. Потом я выкурил сигарету – свою, поскольку Ксения больше не угощала.
– Макароны сейчас варить, или на завтра оставить? – Спросила она.
Значит, завтра мы проведем вместе!
– Нам еще пассажира разыскать нужно, – сказала она, заметив мою радость. – Молитесь оба. Если недостроенный дом – единственный ущерб, который вы нанесли человечеству, то считайте, что вам повезло. Но думаю, этим не ограничится. Куртка, кофемолка и телефон. Для чего? Стели себе на кухне, – неожиданно закончила она и встала из-за стола.
– Спокойной ночи, – вежливо сказал я, но Ксения не ответила. Наверно, у них это не принято.
Я долго ворочался, задевая ногами табуретки и мечтая о том, как наберусь храбрости и прилягу рядом с Ксенией – хотя бы на самый краешек.
– Ты не спишь? – Сказала она из комнаты.
В голове взорвались тамтамы, и сердце, воя от радости, погнало горячую кровь к отдаленным участкам тела. Я лежал ровно одну секунду, дико соображая, что мне делать – ответить, что да, мол, не сплю, или сразу пойти к ней, ведь она этого ждала!
Я отбросил одеяло и вскочил. Вот оно как! Мир устроен куда проще, чем кажется на первый взгляд. Долой условности, на дворе двадцать первый век! Под одной крышей мужчина и женщина, оба молоды, и оба хотят одного и того же!
Мои босые пятки успели сделать два гулких шага.
– Я прошла специальный курс рукопашного боя, – томно сообщила Ксения. – Спи, Миша.
Мне снились люди. Обычные милые люди, спешащие по своим делам. Каждый нес в правой руке какой-нибудь чемодан или сумку, из которых мне в лицо смотрели зоркие зрачки стволов. Немощная старушенция с седым пучком на затылке остановилась рядом, чтобы поправить кошелку. Между пакетом молока, батоном хлеба и двумя луковицами в сетке что-то блеснуло. Старушка прицелилась и улыбнулась…
Утром Ксения сварила макароны – из ее рук они казались амброзией даже без тушенки. Затем мы выпили жидкого чая – сволочь Мефодий оставил только один пакетик, и нам пришлось заваривать его на двоих. После завтрака Ксения вымыла посуду. Она сделала это так естественно, что я невольно вспомнил Алену.
Пульт от телевизора лежал прямо под рукой, и я, ни с того, ни с сего, нажал на зеленую кнопку.
– Вчера о своем присоединении к экономическим санкциям против Российской Федерации объявили Австралия, Объединенная Англия, Заир и Лесото, – сказал, фотогенично улыбаясь, незнакомый диктор. – Таким образом, на сегодняшний день в эмбарго участвуют уже пятьдесят две страны, причем сорок одна из них заявила о полном разрыве всяческих отношений с Россией и отозвала своих дипломатических представителей. Продолжается массовый отъезд лиц, временно проживающих на территории Российской Федерации.
Ксения остервенело щелкала зажигалкой. Я попытался ей помочь, но мои руки тряслись еще сильнее.
– Что он говорит? Это шутка, да?
Она сделала несколько затяжек и передала сигарету мне.
– Какие санкции? Какое, на хрен, эмбарго? – Я переключил на другую программу, но лучше бы я этого не делал.
– …поэтому еще раз напоминаю, – с несильным, но раздражающим акцентом говорил мужчина в иностранной военной форме. – В городах Абакан, Актюбинск, Алма-Ата… – он нудно перечислил все мало-мальски значимые населенные пункты Федерации, при этом назвал Петроград Петербургом, и упомянул какой-то Волгоград. – …с четвертого августа введен комендантский час. На улицах этих городов после двадцати двух ноль-ноль могут находиться лишь лица, имеющие пропуск, выданный районной комендатурой. Всякое передвижение…
Из тридцати шести каналов работали только два государственных. Все остальные показывали либо «сетку», либо вообще ничего.
– Беда, – проронила Ксения.
– Бред, – уточнил я.
– Бред? Так сказал лаборант, который собственноручно ввел крысе цианид, а через пять минут увидел ее живой и здоровой.
– Я в курсе.
– То, о чем объявил полковник, – это тоже про крыс. Про триста миллионов крыс, пострадавших неизвестно за что.
– Вот почему стройку забросили, – не к месту догадался я. – Бегут югославы.
– Бегут. А что у меня дома? Двадцать лет экономической блокады. Кошмар.
– И все из-за меня?
– Вчера думала – да. Там, в две тысячи первом, за тобой подчистили, но что-то могло и остаться. Авария, например. Куда ее денешь? Но пять лет, и такие последствия! Вряд ли.
– Сначала надо узнать, в чем дело. С какого перепугу вдруг санкции, комендантский час и прочее. Сходить, что ли, правда, к соседке? Она бабулька словоохотливая, только спроси, не отвяжешься.
– Какая соседка? Очнись же, наконец! – Разозлилась Ксения. – Это ты считаешь, что отсутствовал несколько часов. А для остальных все случилось не сегодня и не вчера. О чем ты ее спросишь? Что произошло пять лет назад? Или четыре? Что было потом? В две тысячи первом мы перевели стрелку. На один градус, на пятнадцать – неизвестно. И все пять лет поезд ехал с прежней скоростью, и где он оказался в результате…