Мама, мамочка, родная моя…
Дайрин опять присела, демонстрируя свои прелести.
– Моему лорду…
– Пошла вон.
В темных глазах сверкнул гнев.
– Лорд?
– Вон. Пошла, – медленно и с расстановкой повторил я. Еще тут каждая шлюха будет рот открывать.
Судя по всему, девка была сообразительной. Она подхватилась и умчалась за дверь, не забыв крепко приложить ее о косяк. И правильно. Еще минута – и я б ее за волосы отсюда выволок.
Подошел, опустился на колени пред гробом.
– Мама, родная моя…
Тишина.
Если и есть где-то чертоги светлого бога – ответа из них не дождешься. И болит в груди, и в глаза словно бы песку насыпали, и шумит в ушах, и стискивает голову черным обручем боли.
Хочется плакать, но не получается, и сквозь стиснутые зубы вырываются холодные сухие рыдания или всхлипы, а слез все нет и нет…
– Мамочка, прости, что не смог тебя уберечь. Прости меня за все, родная. Сердцем своим клянусь, кровью клянусь: я отомщу! Страшно отомщу!
Зайка притихла рядом, смешно шевеля влажным носишкой, словно принюхиваясь. Я положил руки на холодное полированное дерево. Легко сдвинул крышку.
Запах смерти, запах тления…
Совсем чужое лицо. Смерть меняет людей, и все же – те же светлые косы, тот же высокий лоб и прямой нос…
Глаза закрыты, в углах рта – морщинки, на лбу, на щеках… как же тяжело тебе пришлось, родная… И руки… Ногти обломаны, пальцы распухли.
Мама, прости меня.
Зая
Колин выл, как волчата воют над телом матери. Я видела это, и было даже чуть неловко. Наши мальчишки никогда не плакали, а впрочем, у них и нужды не было. У нас же есть звериная половина. А хищник горя не ведает. Обернись да побегай – все и снимет. А тут…
Я решила не мешать парнишке. Невольно принюхалась.
Какой же мерзкий запах в человеческих жилищах. А уж этот их обычай хранить трупы… зачем?
Мы все – дети Леса. Нас надо зарыть в мягкую землю – и из нас вырастет новое дерево. А еще…
Мы точно знаем, что вернемся. Так или иначе – смертны только тела. А души опять придут на землю, поэтому не надо быть эгоистами. Надо уметь отпускать близких, когда их зверь становится слишком старым…
Им ведь это не в радость…
Я вспрыгнула повыше, чтобы посмотреть на мать Колина.
Нет, сходства не уловить. Тело и тело…
Принюхалась.
К телу.
К Колину.
Опять к телу…
Убивайте меня, но пахло от них по-разному. Или это из-за смерти? Или что-то еще?
Мы, оборотни, живем в мире запахов. Я могу сказать о человеке многое, вплоть до того, что он делал последние три дня, куда ходил. А еще…
По запаху я могу сказать, кто кому родня. Близкие люди пахнут очень схоже, а тут вот… разные запахи, разные. И пахнет от женщины, пробиваясь сквозь храмовую вонь, чем-то неприятным. Слишком вонючим…
Как… Как от служанок в трактире. Дешевые вонючие притирания.
Может, это всех так – после смерти?
Но почему у них разные запахи?
Ничего не понимаю…
Лайса
Платье сделало меня просто красавицей. Я кружилась в нем на поляне, растрепав волосы. Если бы Райшен видел меня такой!
Сразу забыл бы про свою зайчиху!
Я просто восхитительна…
А может, вернуться в деревню?
Хотя… нет!
Зайка может вернуться тоже – и я опять потеряю любимого! А я не хочу! Райшен должен быть моим! Обязан! Я ведь лучше, я красивее, сильнее, я женщина – настоящая! А эта соплюха даже поцеловать себя не дает – нельзя до совершеннолетия!
А ведь скоро она… Да, уже скоро…
И тогда они с Райшеном смогут…
НЕТ!!!
Не отдам!
Он мой и только мой!
Свистнула под когтями тонкая ткань платья… жалость какая! Я что – начала терять контроль над зверем?
Конечно, нет. Я сильная, я умная, я справлюсь! А это – так, мелочи…
Но противные когти никак не хотели убираться на место…
Колин
Дайрин поджидала меня у выхода из часовни.
– Мой лорд…
– Комнаты готовы?
– Да, господин… я приготовила для вас комнаты в северной башне.
– Нет.
– Мой лорд?
– Вы приготовите для меня покои моей матери.
– Н-но… лорд Ройл…
– Он там живет?
– Н-нет…
– Тогда пошла вон, и чтобы через час покои были готовы.
Я распоряжался как можно жестче, чувствуя, как клокочут в груди непролитые слезы. Таким девкам только разреши… Марго, спасибо тебе.
А еще… та девушка из леса. Рядом с ней Дайрин – вульгарная девка, какой и является, но я мог бы повестись на ее прелести, мог бы… А теперь – нет.
И мамы нет…
Горло перехватывает, и безумно хочется кого-нибудь уничтожить. Разорвать голыми руками, и чтобы по пальцам струилась алая кровь.
Не знаю, что отражается на моем лице, но Дайрин как-то смешно всхрюкивает и быстро скрывается с глаз долой, а я остаюсь стоять… Больно, как же больно…
– Колин?
Голос знакомый. Я поворачиваюсь – и натыкаюсь взглядом на ядовито-зеленое платье – и такие же ядовитые зеленые глаза.
– Леди Элерия…
– Ишь ты, помнишь меня, значит?
– Вас, леди, забыть невозможно. – Меня чуть отпускает.
Элерия Фарле, леди бог весть в каком поколении, стерва и гадина, старая болотница, которую тихо ненавидит половина соседей, а вторая так же тихо обожает.
Отец принадлежал ко второй половине, мама к первой. Элерия ей не нравилась из-за грубости и бесцеремонности, а Элерия не терпела мать за глупость и мягкотелость. Но учитывая ее давние родственные связи с Торвальдами – то ли кузина ее мужа вышла замуж за моего двоюродного деда, то ли двоюродный брат моей бабки женился на ее троюродной сестре, или то и другое вместе, – мать вынуждена была ее терпеть, принимать и улыбаться.
Я же…
Я Элерию любил, как и отец, понимая, что под иголками прячется весьма умная женщина, которой нелегко пришлось в жизни. Муж – пьяница и гуляка, один из сыновей – балбес, правда, остальные шестеро детей радуют, но она выдержала все и сейчас наслаждается семейным уютом, а мамы уже нет…