– Что «всё»?
– Кажется, я знаю, что происходит.
– Ад!
– Нет – артефакт.
– Какой артефакт? – похолодел шас.
– Я сейчас на Зелёном острове, – сообщил Терс. – Корнюшин погрузил на грузовик здоровенный чёрный обелиск, напоминающий египетский…
– Чёрный? – упавшим голосом переспросил Магар.
– Да… – Четырёхрукий прекрасно считывал эмоции по голосу и сразу понял, что шасу что-то известно. – Рассказывай!
– Я…
Но закончить Магару не удалось: в трубке затрещало, зашуршало, защёлкало, на линию обрушились помехи и слышно стало через слово.
– Я…
– Что ты?
– Я… – Томба с отвращением посмотрел на трубку, но снова поднёс её к уху. – Ты меня слышишь?
– Главное – не покидай дом! – прокричал хван, сообразив, что связь вот-вот оборвётся. – Понял?
– Обелиск – это Камень!
– Что?
– Камень!
– Не покидай дом! Ты понял, Магар?! Не поки…
Соединение прервалось, и Томба громко выругался:
– Проклятие!
Попробовал ещё раз, но тщетно: телефоны в Ростове умерли.
Где хван – неизвестно.
Но он успел сказать главное: сообщил, из-за чего сыр-бор – что древняя легенда оказалась реальностью, и получается…
«Бом-м!»
Шас положил телефон на стол, вздохнул и повернулся.
Полночь. А значит, будет двенадцать ударов, следующих друг за другом через короткие промежутки. Ровно двенадцать. Не больше и не меньше.
Магар выслушал их все. Каждый. Выслушал молча и, как могло показаться со стороны, совершенно равнодушно, поскольку ни один мускул не дрогнул при этом на его лице.
«Бом-м!»
В двенадцатый раз сообщили часы:
«Бом-м!»
В двенадцатый раз отозвалось в душе шаса.
Он подождал немного, словно надеясь, что артефакт продолжит подавать голос, затем снова вздохнул, сунул руку под прилавок, вытащил увесистый молот, усиленный парой особенных заклинаний, и решительно направился к двери.
* * *
– Чего вы хотите?
– Крови!
– Чего вы хотите?!
– Крови!!
– Чего вы хотите?!!
– Крови!!!
– Зачем?
– Утолить нашу Жажду!
– Дети мои, – умилился Корнюшин, вскидывая руки в благословляющем жесте. – Славные мои дети…
– Крови!
«КамАЗ» медленно ехал по обожжённым улицам города, и при его появлении, как по волшебству, прекращались драки и насилие. Озверевшие горожане переставали бить и стрелять, опускали дубинки и велосипедные цепи, торопливо добивали тех, кто ещё дышал, и радостно бежали навстречу машине.
Совсем как дети, увидевшие Деда Мороза с раскрытым мешком.
Горящие глаза. Радостные лица. Тянущиеся руки… Каждый хотел прикоснуться если не к самому Камню, чёрным обелиском возвышающемуся в кузове грузовика, то хотя бы к автомобилю, которому повезло тащить на своей спине священный груз. И на который, соответственно, сошла часть его благодати.
– Крови!
– Да!
– Крови!!
– ДА! – Корнюшин развёл в стороны руки и закрыл глаза в блаженной истоме. – ДА!
Теперь не было нужды искать жертвенных животных – они сами умоляли выбрать их. Раз в пять или шесть минут – в зависимости от требований Камня, – Виктор или Зоран наклонялись к толпе, протягивали руки и выдёргивали в кузов очередного «счастливчика».
Рыдающего от радости человека подводили к Камню, позволяли прикоснуться к святыне, поцеловать, после чего Жрец резал жертве горло, орошая обелиск свежей кровью.
– Во имя нашей Жажды!
– Кровь!
* * *
– Ненавижу!
– Ты спятил?
– Ненавижу!
Сначала полицейский показался Терсу адекватным, да к тому же вполне приличным для чела профессионалом, способным хоть как-то прикрыть ему спину в случае необходимости. Хван был уверен, что Брагин поверил его глуповатой истории о «психотронном оружии» и останется на его стороне, что бы ни случилось, и вот – незадача.
– Ненавижу!
Фёдор Семёнович напал на четырёхрукого неожиданно, сзади, выбрав момент, когда они осторожно пробирались через какую-то арку, раздумывая, выходить ли на широкую улицу, по которой то и дело пробегали группы вооружённых чем попало челов. Путешествие по городу и так-то напоминало движение разведотряда через линию фронта, требуя предельной концентрации, и предательский удар с тыла показался хвану излишним.
– Ненавижу!
Полицейский выхватил пистолет, но допустил три ошибки. Первая: издал эмоциональный крик. Второе: за мгновение до крика зашуршал одеждой, с головой выдав профессиональному киллеру свои намерения. Третье: вообще связался с хваном.
– Ненавижу!
Убивать идиота Терс не стал. За мгновение до выстрела развернулся, ушёл от пули, поднырнул под вытянутую руку полицейского, благо стоял Фёдор Семёнович совсем рядом, одним шагом оказался позади, ударом в голову отправил недолгого попутчика в отключку и даже успел подхватить падающего подполковника и бережно уложить на землю.
– Так лучше.
Оставался маленький вопрос: что делать дальше?
* * *
– Меня!
– Нет, меня!
– Возьми меня!
– Меня!!
Челы тянули руки, отпихивали друг друга, в надежде оказаться ближе к колеснице Камня, толкались, но и только – драться не смели, боясь осквернить происходящее.
– Меня!
– Я хочу умереть!
– Возьми меня!
Они с надеждой смотрели на рыжего помощника Жреца, а тот…
Виктор не задумывался над тем, кого выхватывает с земли и подводит к Камню: женщину, старика, мужчину, подростка… Всё равно. Важно было лишь то, что всякий раз, когда Жрец взмахивал ножом, Веберу становилось на удивление хорошо, как будто часть крови жертвы попадала не на обелиск, а на него, на чуда… проникала глубоко внутрь и действовала подобно наркотику счастья.
– Выбери меня!
Виктор подхватил с земли миловидную женщину, руки которой были испачканы кровью, и поставил перед Камнем.
– Я люблю тебя! – шепчет дура холодному обелиску.
Корнюшин взмахивает ритуальным ножом, капли горячей крови летят во все стороны.
«Хорошо…»
Непрерывные убийства сливаются в бесконечную череду смерти, Вебер не различает лиц и пола жертв, действует как автомат, хотя… Разве автомат способен пребывать в экстазе? А Виктора трясло не переставая: от крови, от смерти, от повторяющихся взмахов ножа, от чувства сопричастности к грандиозной Церемонии, от любви к Камню.