Все к лучшему - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Барановская cтр.№ 6

В какой-то момент мне начало казаться, что я вошла в какой-то параллельный мир, и прыгала из нашего – туда и обратно – по чьей-то прихоти. Как я в дурке тогда не оказалась? Так же не бывает, еще три месяца назад у нас была счастливая семья, а сегодня я живу на правах любовницы. Жизнь вообще склонна делать резкие повороты.

Помню, это было в начале 1990-х. Я услышала, что недалеко в магазине дают макароны: собрала все талоны, которые были в доме, и побежала в 150-ый гастроном, отстояла дикую очередь, и мне хватило, что было большой редкостью. Наверно, меня, ребенка, тогда пожалели – отоварили все талоны. Это была огромная коробка макарон! И вот я стою перед магазином, абсолютно счастлива, только сама дотащить до дома ее просто никак не могу. Находчивостью я обладала всегда. Достала кушак из пальто, сделала дырку в коробке, привязала кушак и потащила коробку волоком. Это интересно: как ты можешь быть счастлив независимо от чего бы то ни было. Сегодня посади меня в частный самолет, отвези на Бора-Бора, напои «Кристаллом», – буду ли я так счастлива, как была счастлива тогда? Это чувство не зависит ни от обстоятельств, ни от места, ни от времени.

Наше поколение проживает жизнь с такими взлетами и падениями, которые, наверно, и не снились нашим бабушкам. В какой-то момент в Лондоне я поймала себя на мысли, что сижу в ресторане и не знаю, что заказать – устриц или лобстера. Я не знаю и не понимаю, чего я хочу. А десять лет назад я стояла в очереди за макаронами и была счастлива, что они у меня есть. И когда ты в одной жизни проживаешь столько разных жизней, абсолютно несовместимых… это дает силу.

Я Андрею всегда говорила, что мне не страшно все потерять. Я уже это проходила. У меня была счастливая жизнь с мамой и папой, она рухнула, но началась какая-то новая. У меня было время жизни по талонам, я знаю, что такое есть только гречневую кашу. Забери у меня завтра сумку Шанель, я от этого менее счастливой не буду. Подари мне послезавтра тысячу сумок, мое внутреннее состояние не изменится. Счастье – оно внутри, его не дают количество денег и краб на обед. Странно, что пройдя ту же школу питерской жизни 1990-х, Андрей остался инфантильным, по большому счету, подростком, не готовым к трудностям.

В детстве я всегда ощущала себя белой вороной. Как-то раз, когда я была во втором классе, меня как старосту учительница попросила остаться после уроков и помочь расставить оценки. Несколько часов я старательно дублировала двойки, тройки и четверки с пятерками из журнала в дневники своих одноклассников. И вот пришли дети, открыли дневники, а там проставленные мной, но по просьбе учителя оценки. Кого обвинили? Меня. Прошли годы, а ситуация будто бы повторилась. Я словно снова услышала слова возмущения: «Что ты тут мне понаставила?» Только вместо чужих детей это сказал отец моих собственных. «Как она могла пойти к Малахову?!!» Придать гласности федерального масштаба наш развод было трудным решением, и я не из тех, кто к такому приходит быстро. Мне надо выносить его в себе. И так с ранних лет.

Как-то раз мы поехали на дачу. Мы очень любили всей семьей ходить по лесу и собирать грибы. И вот после одного такого похода у меня поднялась температура. Раньше, чтобы ее сбить, больного кутали. Мы в поселке городского типа, до Питера 80 километров, и моя бабушка, человек старой закалки, решила прибегнуть к народному рецепту. И вот я, словно куколка, лежу между десяти одеял и медленно сгораю. Нетрудно догадаться, что ребенок, укрытый таким количеством одеял в жару, получит тепловой удар. Я едва не сгорела. Когда к нам спустя час приехала скорая, я уже была фарфоровой куклой со стеклянным взглядом и холодными конечностями. Мама рассказывала мне потом, что врач чуть не убил ее, орал как резаный на нее, матом. Представляю, как она натерпелась, бедная.

Не знаю, на сколько поднялась температура, но моя голова не выдержала такого пожара, меня отправили на обследование и поставили на учет к невропатологу. Наверное, никто не появляется в жизни просто так, поэтому я не стану говорить ничего дурного об этом враче… Доктор решила посадить меня на самые настоящие транквилизаторы – прописала антидепрессанты шестилетней девочке. Ума не приложу, зачем. На каждой энцефалограмме, проведение и расшифровка которой стоили немалых усилий моему отцу, она находила новые «очаги», превращая мою болезнь во все более неизлечимую. Уже тогда я понимала, что до добра это не доведет. От таблеток мне становилось плохо, и несмотря на свой юный возраст я решилась на бунт. Я пришла к маме и нашла в себе силы сказать, что не буду пить лекарство, что не могу учиться в таком состоянии, что я постоянно ватная и сонная. Я сказала это с такой решимостью, с такой внутренней уверенностью, что мама поверила. Вопреки доводам «компетентного» врача, заверявшего, что без лекарств мне будет становиться все хуже и хуже, я перестала пить таблетки. Хуже мне не стало, напротив. Когда я перевелась из детской поликлиники во взрослую, мой новый врач посмотрел мою карточку и вынес вердикт: «Выдуманный, высосанный из пальца диагноз». Тогда, совсем девочкой, когда я пошла против воли взрослых, я, наверное, и стала сильной.

Но все накладывает свой отпечаток. Может быть, здесь, в этих событиях, корни всех моих снов и всех моих предчувствий в самые сложные периоды…

В любом случае, с тех пор любые мои эмоциональные переживания сразу находили свое выражение в физическом самочувствии. Стоило только маме уехать из дома, оставив меня одну с бабушкой, как у меня поднималась температура до 40 градусов. К нам без конца моталась скорая, терапевты то и дело ставили пугающие диагнозы, пока, наконец, не приехал один мудрый доктор, который сказал бабушке: «У вас такой ребенок». Именно он объяснил бабушке, что это не ОРВИ и не ОРЗ, а ребенок, который скучает по своей маме.

В возрасте шести лет я могла довести себя до изнеможения, доставая саму себя вопросами о Вселенной. Мысли – если бы этого ничего не было, что бы было – иногда не давали мне спать сутками. В возрасте десяти лет я решила, что сказки невозможно взять на пустом месте, что рассказанное так или иначе существовало. Воображение работало так, что я начинала задыхаться, и чтобы найти ответы, погружалась в чтение.

Вообще, я в детстве любила книжки и мечтала стать археологом. Я и сегодня получаю огромное удовольствие от путешествий по замкам и развалинам, местам раскопок. В таких местах, как Рим, Флоренция, Стоунхедж, Афины, есть определенная энергия, которую я очень тонко чувствую.

Каждый год летом я проводила месяц у бабушки в Витебске и два месяца на даче у другой бабушки под Питером. Там был Дом культуры, кинотеатр, и каждый год мы с родителями ходили смотреть практически одни и те же фильмы. Из года в год нам показывали кино «Воскресный папа». Во время просмотра я держала маму и папу за руки и говорила: «Скажите, что у нас такого никогда не будет». Не знаю, почему ребенка в таком юном возрасте это так глубоко задевало, ведь в итоге так и случилось. Предчувствие, наверно. Потому что исходя из того, что я видела в семье, развод родителей был абсолютно неожиданным, как гром среди ясного неба. Я очень тяжело переживала расставание мамы и папы. Мне было десять лет, и, конечно, я по-другому воспринимала и до сих пор воспринимаю те события. Мама говорит, что их расставание было всем очевидно, но мы заложники наших воспоминаний. Наверно, это здорово, что при всех своих личных дрязгах, мое детство родители сделали счастливым.