Вне зоны доступа - читать онлайн книгу. Автор: Вита Витренко cтр.№ 15

Он не знал, что ей сказать, оправдываться было смешно, и он лишь прошептал: «На нас это никак не влияет».

Она подняла на него полные удивления и ярости голубые глаза и выдохнула: «Твоя жена беременна, как это не влияет?»

«Но ведь у тебя тоже есть ребенок», — искренне возразил он.

«Ты отнял наше будущее, как ты мог?» — взорвалась она.

«Мы никогда не говорили о будущем», — опустил он глаза к полу.

«Ты, ты не говорил, ты же мужчина!», — кинула она резко и, едва ли не оттолкнув его, вошла в офис.

Он долго стоял на пороге, вглядываясь в дверной косяк, отметил, что белая краска уже облупилась там, где ручка, и ее следовало бы обновить, он слышал удаляющийся стук ее каблуков, как она поприветствовала кого-то в коридоре, стоял так и думал: «Неужели все? Я не чувствую, что все», а потом выполз на улицу и долго искал глазами какое-нибудь кафе.

Они были знакомы почти три года, и за это время она ни одним словом не дала понять, что намерена что-то менять в своей жизни. Он был уверен, что она довольна своим положением: ее муж руководил фирмой, у них, кажется, была большая квартира и даже няня — он не выспрашивал подробностей. На его смешную преподавательскую зарплату он не смог бы обеспечить ей и четверти того, что она имела. К тому же его жизнь тоже была давно устроена, жена несколько лет хотела ребенка, но ничего не получалось, она бегала по врачам, лечилась, пила гормоны — он не мог вдруг сказать ей: «Прости, у тебя не будет детей, потому что я оставляю тебя».

Да, он прекрасно знал, что их чайно-книжная связь не была какой-то проходящей интрижкой: они просто «попали», влипли друг в друга, как подошвы в раскаленный асфальт. Конечно, он думал о том, какое счастье было бы, будь они рядом всегда, но ни ее, ни свою жизнь нельзя было просто стереть ластиком или перечеркнуть.

«Что же делать, что делать?» — повторял он себе, отпивая маленькими глотками американо из стеклянной чашки. Во рту было горько, он всыпал в напиток пакетик сахара, второй, но горечь не уходила. Руки слегка дрожали, сегодня он еще ничего не ел, попросил принести сэндвич с сыром, жевал его, не чувствуя вкуса, запивал переслаженным кофе, и думал, как жить.

Вначале он решил не предпринимать ничего и дать ей остыть.

Но прошел день, второй, третий, неделя. Она все так же не реагировала на его звонки и смс, на просьбы поговорить и объясниться. Он был потрясен ее реакцией: ему-то казалось, что его жизнь за пределами сорока метров старой хрущевки не имеет для нее никакого значения, а вышло вот как. Самое сложное, что со всем этим внутренним адом, неостанавливающейся мельницей мыслей и воспоминаний, необходимо было продолжать обыденное: приходить в университет, читать студентам лекции, терпеть гормональные бури жены, заботиться о ней, с кем-то беседовать, улаживать быт. Он то и дело спрашивал себя, радует ли его мысль о ребенке, раньше ведь он очень хотел детей, хотя со временем примирился даже как-то с осознанием, что у него их может не быть. Сейчас он не мог отыскать в себе и тени отцовских чувств, он был полностью раздавлен ощущением, что все рушится и нет никакого выхода.

Постепенно метания стали угасать, внутри выросла даже какая-то агрессия против нее — вот ты, оказывается, какая, вот чего стоило все, что было у нас общего, и на волне этой внутренней злости он отвез ключ и бросил в почтовый ящик в подъезде, уведомив ее смс. Вскоре, однако, агрессия и обида утихли, и тоска по ней, по ее образу, голосу, запаху, по ее мягкости, ее переливающейся нежности вытеснила все другие чувства.

Он привык жить с этой тоской, просыпался с ней, пил обжигающий чай, погружаясь в нее еще глубже, ехал в метро, безучастный ко всему, потухший, с невнимательным взглядом, и даже когда занимался любимым — читал, серое уныние царапало ему сердце. Это не было какой-то хандрой на погоду или тяжелой депрессией — нет, тоска стала частью его самого, каким-то особенным органом, без которого он и жизни уже не представлял, и впервые выбил его из привычного состояния крик его сына. Крик означал жизнь. С тоской или без тоски, нужно было жить дальше.

Она очень любила заполнять бланки. На нее ложилось много всякой рутинной бумажной работы, но больше всего ей нравилось вписывать аккуратным почерком цифры и буквы в пустые строки, водить, надавливая, тонким стержнем по белому листу бумаги — ей казалось, что так она заполняет пустоту, слепую пустоту вселенной. Иногда она просто сидела и водила ручкой по тетрадному листу: ставила ровные палочки и кружочки, представляя, что пишет ему послание на каком-то только им двоим известном языке. Как много ей хотелось высказать и объяснить ему! Признания вперемешку с претензиями, эмоции и логические доводы, просьбы и обиды, все крутилось в ее голове бурным водоворотом, но она была еще слишком потрясена, чтобы встретиться с ним.

В ее мыслях вопросы в стиле «Как он мог?» накладывались на злость на себя: почему она не начала разговор первой, кто сказал, что это непременно должен делать мужчина? А сейчас уже слишком поздно, поздно что-то менять. Ее бурная реакция удивляла ее саму, она скучала по нему невероятно, но в тот момент, когда решила принять все случившееся, он опустил ключи в почтовый ящик. День проходил за днем, она водила по бумаге ручкой, стучала по клавиатуре компьютера, что-то считала, писала отчеты; постепенно тени сошли с ее лица и кожа снова начала излучать легкое сияние, но улыбалась она теперь редко, и улыбка была ненастоящей, кукольной. Впрочем, этого никто не заметил: муж давно не обращал внимания на ее улыбку, а с дочкой она была по-прежнему ласкова, да и видела ее все реже, девочка росла.

Долго она не решалась зайти в их обитель тепла и света, хотя уже приняла решение подготовить квартиру к сдаче. Наконец (прошло уже несколько месяцев) она приехала, полная решимости, но увидала на столе «его» чашку, которую он в суете забыл вымыть и поставить на полку, и, упав на колени, отчаянно зарыдала. Она вспомнила, как держал он эту чашку с синим ободком в последнюю их встречу, когда ни он, ни она еще даже не догадывались, что их ждет, вспомнила его мягкий неторопливый голос, который каждой нотой отзывался в ее теле, тепло его рук и зашлась в еще большем приступе плача, но потом резко встала, умылась и, стиснув зубы, принялась за работу. Спустя два месяца квартира была сдана, и на их постели кто-то спал, чемоданы с «Роман-газетами» пришлось вынести к мусорнику, а чашки — те она спрятала в маленькую кладовку, наверное, они и по сей день там стоят.

Они встретились в Одессе спустя несколько лет. Оба отдыхали там с семьями, поэтому встреча вышла особенно неуютной. Он узнал ее первым: она сидела в прибрежном кафе за соседним столиком в соломенной шляпе с широкими полями, шляпу украшал немного нелепый розовый бант, и сарафан такого же цвета оголял ее загорелые плечи. Он замер от неожиданности: ведь он так долго искал ее в толпе в их родном городе, и все было напрасно, а тут она внезапно материализовалась из его мыслей, прямо у моря. Первой реакцией было — подбежать и обнять, потом он вспомнил, что жена и сын подойдут через пару минут, можно было просто встать и выйти — но его парализовало. И тогда она повернула голову и глаза их встретились. Они молча изучали друг друга, не в силах оторвать взгляда, и тут подошел ее муж — он впервые увидел этого высокого самоуверенного человека. Она смешалась и представила его супругу по имени-отчеству как старого знакомого и преподавателя университета, завязался ни к чему не обязывающий разговор — выяснилось, что они отдыхали в соседних санаториях, поделились впечатлениями, он познакомил ее со своей семьей. Было решено сдвинуть столики и устроить совместный обед — это придумал ее муж, которому не хватало праздника.