Второй Фронт. Антигитлеровская коалиция. Конфликт интересов - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Фалин cтр.№ 43

Когда глобализм вырастает в принцип, неизбежны перестановки приоритетов, смена взгляда на друзей, союзников и партнеров. Подобное обращение совершается не вдруг, выражается не обязательно в одном документе, одним деятелем и в одно время. Почти всегда это процесс затяжной, тем более что приходится вникать и в противоречивый чужой опыт.

Ф. Рузвельт всегда или почти всегда знал, чего он будет держаться непременно. Вместе с тем президент вечно колебался в определении маршрута к искомому. Важнейшее в суждениях главы администрации – война не против фашизма или японского милитаризма, не из симпатий к англичанам и французам или сочувствия к русским, а за конкретный мир, который он к августу 1941 года определил для себя как мир «четырех свобод». Несущие фермы такого мира не враз сложились в целое. В 1939 – начале 1940 года Рузвельт допускал построение международного сообщества, расчлененного на ряд обособленных центров власти. В нем нацистская Германия и милитаристская Япония заполучили бы просторные сферы владычества. В отношении Советского Союза возникали, однако, сплошные загадки: какое отводить ему место и отводить ли вообще?

Соединенные Штаты могли позволить себе неспешные размышления и приготовления. Ощущения у них органично перерастали в представления, представления обкатывались в лабиринтах ведомств и в межведомственных спорах, прежде чем становились позициями или акциями. В отличие от других государств США не ставились перед беспощадной контрастностью – победить или погибнуть, одолеть врага сегодня или сегодня же сгинуть под его улюлюканье. Короче, если для СССР, как и большинства стран, попавших под прицел агрессоров, шла борьба за выживание, то для американцев, – пока другие конфликтовали, – на первом плане стояло упрочение имевшихся международных позиций и приобретение новых.

Прослеживается несколько этапов формирования американской стратегии, накопления потенциала и формулирования различных концепций его использования, несколько периодов раскачивания политического маятника, разрастания амбиций и манеры их презентации.

В послании конгрессу 3 января 1940 года Рузвельт открыто говорил о том, что Соединенные Штаты смогут выйти на роль лидера в момент установления мира [279] . Это, согласитесь, уже следующая ступенька в сравнении с выступлением президента в Кингстоне (Канада) в 1939 году, где он называл США «важнейшим фактором всеобщего мира независимо от нашего (американского) желания» [280] . С какого-то момента акцент приходился не столько на безопасность США, сколько на их особую функцию и назначение в сообществе народов. И в голосе Вашингтона отчетливей зазвучали металлические нотки.

Анализ стратегии и тактики Соединенных Штатов по отношению к Англии под этим углом весьма поучителен также для распознания подхода Вашингтона к СССР, Китаю, Франции, к коренным проблемам Второй мировой войны в целом. Помочь ближним? Почему бы нет, если с пользой для американского интереса. Еще в Первую мировую войну за эгоцентризм, слегка припорошенный лексикой из Ветхого Завета, к США прилипло прозвище «дядя Шейлок». Однако пока и насколько допускала ситуация, Вашингтон отдавал предпочтение категории собственных удобств и отведения от себя рисков.

С завидным спокойствием за океаном калькулировали дебет-кредит от эвентуального поражения Англии. В мае 1940 года Рузвельт вел с Маккензи Кингом, премьером Канады, тайные от Черчилля переговоры на предмет спешного перебазирования британского флота в страны Содружества, пока Англия «еще» не капитулировала перед Третьим рейхом. Даже в этот чрезвычайный момент в Белом доме всерьез не дебатировался вопрос: не включиться ли США в борьбу для упреждения нежелательного поворота в войне. Позже без всякого налета трагичности воспринималась перспектива поражения СССР, в чем в 1941 году из приметных американцев не сомневался почти никто и что в 1942 году предполагали многие. Одной неопытностью, политической и стратегической наивностью такое не объяснить. Даже эмигрантский нигилизм, засевший в каждом втором истинном американце, не скажет всего.

Заметим пока следующее: в конце 1940 года интенсивность американской помощи Англии соответствовала кратко– и среднесрочным прогнозам правительственных служб США, а количество выделявшихся ей (за полную стоимость) военных материалов отмерялось из расчета на выигрыш восьми месяцев, потребных для упрочения обороны Западного полушария. Общий расклад выглядел так: Англия продержится около полугода, и после ее поражения истечет не меньше двух месяцев, прежде чем нацистская Германия сможет приступить к операциям в Новом Свете.

В меморандуме генерала Дж. Маршалла от 17 января 1941 года говорилось об «обеспечении безопасности Североамериканского континента и, вероятно, всего Западного полушария независимо от того, будут они (США) в союзе с Англией или нет». Комиссия планирования объединенного штаба употребляла совсем недипломатичный язык: «Англичане никогда не упускают из виду свои послевоенные интересы – коммерческие и военные. Мы также должны в конечном счете заботиться о своих собственных интересах». Политический резон ставился впереди военного, но в «частичном расхождении военного планирования с национальной политикой» первое постепенно обгоняло вторую [281] .

Где-то с начала 1941 года станет укореняться мнение, что «безопасность Северной Атлантики и Британских островов является общим базисом американо-английской стратегии». Условно общей основой псевдоединой стратегии. «Что касается других районов, – читаем мы в документе штабного комитета США от 12 февраля 1941 года, – там англичане должны сами по возможности защищать свои интересы, как Соединенные Штаты защищают свои интересы за морями» [282] .

Если США вели себя так по отношению к Англии, то трижды политической и вдобавок идеологической была мотивация решений, выносившихся в Вашингтоне накануне и после нападения Германии на СССР. И вдруг небезынтересный нюанс: в конце 1940 – начале 1941 года американцы не вняли увещеваниям Лондона, звавшим к экономической блокаде Советского Союза.

Президент рассудительнее, чем премьер, отнесся к предвестникам разрастания войны на Восток. Он вернее истолковал заключение 27 сентября 1940 года Германией, Японией и Италией тройственного пакта, совместив в стратегической проекции этот пакт и попавшие в разведывательную сеть Вашингтона данные о приготовлениях нацистов к вторжению в СССР [283] . Окончательных выводов Рузвельт не делал, но считал нелишним позаботиться о том, чтобы не возникало непреодолимых препятствий для таких выводов на будущее.