Кажется, содержательница ночлежки принимала Настю за даму-благотворительницу. Может, думала, перед нею представительница какого-нибудь общества феминисток или скучающая богачка, решившая облагодетельствовать мир. Этой версии Настя и решила придерживаться.
– Хорошо, милочка, я учту, – вежливо и несколько скучливо протянула она. – Обязательно упомяну в докладе на заседании кружка, когда будем распределять пожертвования. И все же мне хотелось бы видеть Маргарет Хеймз.
– Вы уж простите великодушно, – снова завела Мэри Рассел, только теперь тон стал откровенно льстивым. – Но вы бы, леди, лучше сказали мне, в чем дело. Говорю же, народ тут разный. Поверьте уж старухе, я могу помочь…
– Я давала объявление о поиске горничной, – нашлась Настя. – Маргарет приходила наниматься. Она оставила адрес вашего дома. Я подумала и выбрала ее из всех соискательниц. Так что скажите мне, где ее найти, и я больше не буду отвлекать вас от безусловно благородного труда.
Она достала из муфты шиллинг, положила в сухонькую ручку хозяйки. Та шустро спрятала монету в карман фартука, с искренним изумлением спросила:
– Леди, вы уж простите, что спрашиваю-то. Но вы не обознались, случайно? Маргарет – в горничные брать?
– А что такое? Она мне понравилась. – Настя посмотрела как можно наивнее.
– Вы уж простите, леди, – очевидно, эти слова были у Мэри чем-то вроде присловья или обращения к тем, кто выше по социальному статусу, – не нужно Маргарет в горничные! Вы ж потом, леди, скажете, что нашли ее в моем заведении да меня во всем и винить будете. Вы, леди, подождали бы. Я подберу вам горничную. Хорошую девушку, чистую, честную… Знаете, приезжают такие из пригородов на заработки. Вот такую и приведу, непорченую еще. Адрес только оставьте и будьте уверены…
– Нет. – Настя капризно наморщила нос, изображая полную идиотку, которой совершенно чужды реалии мира. – Я хочу видеть Маргарет Хеймз. Она меня устраивает.
– Ох, леди, простите великодушно! Да не сперла ли она у вас чего? Она может! Нечиста ведь на руку… И уж извините, леди, не для ваших это ушей. Но Маргарет уличная девка. Собой торгует.
Стремясь помочь обеспеченной особе, от которой ждала пожертвований, Мэри Рассел позабыла, что десять минут назад объявила свое заведение местом, свободным от проституции.
– Какой ужас! – воскликнула Настя, и еще один шиллинг перекочевал из ее муфты в узкую ладошку хозяйки. – Бедная женщина, что же ей приходится переносить… Теперь я еще больше хочу ее увидеть. Нет… – по некоторому размышлении поправилась она, – в горничные я ее не найму, но немного поддержу деньгами. Возможно, она сумеет стать на праведный путь и пойдет, например, в швеи… или в монахини.
Мэри Рассел прикусила губу, сдерживая ехидную ухмылку, и закивала:
– Хорошо, леди, хорошо. Может, попьем чаю? У меня вкусный, не сомневайтесь. Подождите, Маргарет должна прийти, внести плату за ночь. Деньги до пяти отдавать положено, а уж потом входить можно до двух часов ночи. У меня очень приличный дом.
В комнатке, куда привела хозяйка, было чисто и светло, стояла хорошая добротная мебель. Настя уселась за круглый стол, Сэр Генри благовоспитанно лег у ее ног. Мэри позвала служанку. Вскоре та внесла поднос с чайником и посудой. Содержательница ночлежки сама разлила чай, придвинула чашку.
– Вспомнила, откуда я слышала о вашем доме! – округлив глаза, воскликнула Настя. – Ведь у вас убили женщину… В прошлом году… Это было в газетах, не так ли?
– Вы уж простите, леди! – шокированно возразила Мэри. – Но у меня приличное заведение. Никто жиличек убивать не позволит!
– Но о вас писали в газетах! Я совершенно точно помню!
– Ах, вы, леди, про несчастную Эмму…
– Нет, кажется, ее звали по-другому… – Настя сделала вид, что задумалась, потом «вспомнила»: – Марта! Да, ее звали Марта.
Узкое личико хозяйки помрачнело: она боялась, что эти случаи подорвут в глазах гостьи репутацию ночлежки и благотворительной помощи не будет.
– Вы уж меня простите, леди, но мое заведение тут ни при чем. Жизнь у нас в Ист-Энде сами знаете какая… Но в моем доме ничего такого не случалось и случиться не могло. Марту убили далеко отсюда, на другом конце проулка, когда она возвращалась с ночной смены. А Эмма, бедняжка, торговала на улице цветами. На нее кто-то напал. Она пришла сюда, вся в крови, и я сама отвела ее в больницу. Они же мне все как родные…
Мэри прослезилась. Настя подозревала, что хозяйка просто не хотела, чтобы Эмма умерла в ее заведении, – это привело бы к неприятностям с полицией. Да и ухаживать за раненой нищенкой ей явно не хотелось. Вот и сопроводила несчастную в больницу самолично. Еще и ловко «забыла» упомянуть о настоящей профессии жертв. Но вслух Настя восхитилась гуманностью Мэри.
– Да. И все равно бедняжка умерла, – вздохнула хозяйка. – Даже не успела сказать, кто ее так покалечил. Жизнь у нас такая, леди. Везде шайки, бандиты, грабители. Слабая женщина, которой надо работать на улице, – легкая добыча.
Настя посидела еще полчаса – и в ночлежку одна за другой стали приходить постоялицы. Вносили плату на будущую ночь и отбывали восвояси до вечера. Наконец появилась и Маргарет – худощавая высокая женщина лет сорока, разбитная, с нахальным выражением лица и вороватым взглядом.
– Вот и ваша знакомая пожаловала, – сладко пропела хозяйка. – Что же ты, милочка, поговори с леди!
– Благодарю, но я хотела бы побеседовать с девушкой наедине, – сказала Настя.
Она взяла Маргарет за локоть, отвела в сторону, шепнула:
– Разговор есть. – И сунула шиллинг.
Шустрая бабенка спрятала монету где-то в недрах корсажа, спросила:
– Чего надо-то?
Настя объяснила, что хочет узнать о нападении на нее и ее товарок. Вдаваться в подробности, выдумывать легенду не стала, да Маргарет и не спрашивала. Сразу выдала:
– Язык распускать про это дело опасно: быстро укоротят. Хотите, чтоб я говорила, леди? Это будет стоить соверен.
Она сложила руки на груди, всем видом показывая, что не склонна торговаться. Настя возражать не стала – тут же отдала монету. Довольная Маргарет оттащила девушку в угол, подальше от любопытных ушей, встала почти вплотную, полушепотом затараторила:
– Вам свезло, леди. Я не только с Мартой дружила, но и Эмму в больницу провожала. Вся-то она в крови была. Ее же, бедную, не только избили и… как бы это сказать помягче, не для ваших ушей, леди… использовали, в общем. Ей еще и трость между ног вогнали, а потом обломили, чтоб выдернуть не смогла. Пришла она в ночлежку – уж не знаю, как добрела, а сама шалью зажимается. А с шали-то так и капает… Я сразу поняла: не жилица она. Ну, в больницу мы ее на себе тащили, уж и ногами с трудом передвигала.
– Она сказала, кто это сделал?
– Хозяйке не сказала, врачу тоже. Боялась она сильно. Хотя чего уж ей бояться было. А мне на ухо шепнула. И вот что я скажу, леди: ей-же бог, и Марта, подружка моя, тех же рук дело. Да и я чудом жива осталась. Два раза убегала…