— Рене говорит, что все нормально. Жаль, кормилицу не нашли…
— Мало кто согласится кормить полудемона.
— Я понимаю. Что новенького?
— Ничего особенного. Вот у меня небольшой список по столице — посмотри. Эти очень сильно жалеют о временах Рудольфа.
— Что предлагаешь?
— Ну, убивать их не обязательно, а вот потрясти при случае стоит?
Я киваю. И кто сказал, что некроманты кровожадны? Ни я, ни Марта… да сдались нам эти люди, убивать их?! Просто так, без повода — нет, никого мы убивать не рвемся. Вот если это враги…
— Ваше величество… простите…
Секретарь.
— Да?
На стол передо мной опускается свиток пергамента. И печать…
Желтый воск, солнечный диск, меч, голубь… символику Светлого Сияющего сложно не узнать.
И?
Кто‑то уцелел?
Если учесть, что столичные Храмы до сих пор стоят пустыми — и служат там случайные пришлецы вроде того же Шимариса. Конечно, была бы шавка, а блохи будут. Рано или поздно туда опять наберутся подобные же твари, желающие красиво жить за счет прихожан, но скорее поздно, чем рано. Да и моих агентов среди них будет каждый пятый.
Резким движением ломаю печать.
— Можно?
— Разумеется, мам.
Марта заглядывает мне через плечо. Ровные ряды черных буковок… пожри их Аргадон!
Рене!
Ну, твари, вы мне за это ответите…
Вот уж воистину, щуку сожрали, а зубы оставили. Их не выпололи до конца.
В самых вежливых выражениях рыцарь Храма Атторен сообщает мне, что виконт Моринар находится у него в плену. И если я не явлюсь на переговоры (место и время прилагаются, причем последнего едва хватит собраться и доехать), оставшееся от виконта пришлют мне в коробочке.
При этом я могу взять с собой людей, но не более пяти десятков. Ловушка?
— Ты не пойдешь.
Марта смотрит холодно и спокойно.
— Мам, я должен.
— Мне плевать. Я тебя не пущу.
Любому другому я уже ответил бы. И — резко. Но Марту я люблю — и я понимаю, о чем она сейчас думает. А потому…
— Мам, они не просто убьют Рене. Они позаботятся о том, чтобы ославить меня на всю страну. Ты же понимаешь.
О, да. Марта понимает.
— А лучше, если они убьют тебя?!
— Они уже пытались. Не вышло.
— Чудом.
— Мам, я сразу потеряю Моринаров. Это — первое. Потеряю уважение дворянства. Это второе. Потеряю веру простого народа — чего это он от Храма бегает… Это третье. И только самое значительное. А уж сколько других последствий будет у моего отказа…
— Лучше, если тебя там убьют?
— У меня уже есть сын. Трон не останется бесхозным. Но на всякий случай… пригласишь ко мне канцлера?
Марта вздыхает.
— Останешься жив — выпорю.
— Мам, в моем возрасте это не воспитание, а извращение.
Подзатыльник заставляет голову ощутимо качнуться вперед. И Марта уходит, чтобы вернуться через десять минут с Анри Моринаром. Конечно, канцлер допоздна во дворце. За месяц дураки такого наворотили, что за десять лет не разгрести. Я тем временем пишу завещание.
Человеческая часть меня скулит и жалуется, но демону все равно. Кто сказал, что демоны — это огонь?
Это лед. Демонски тяжелый серый лед, под которым ничего не видно. И ничему из‑под него не пробиться.
— Ваше величество?
Молча перебрасываю Анри свиток. Тот берет, вчитывается… и словно на глазах стареет. Ссутуливаются плечи, прорисовываются морщины, гаснут глаза…
— Ваше величество…
— Анри, на время моего отсутствия вы останетесь главным. А если со мной что‑то случится — станете регентом.
Такого превращения я отродясь не видывал. Анри поднимает голову, смотрит удивленными глазами.
— Ваше… в — велич…
— Я еду за вашим сыном. Полагаю, что могу не вернуться, а потому… вы, канцлер, будете регентом. Мой и Дариолы ребенок — да, он уже родился. Причем королева умерла в родах.
Синие Моринаровские глаза медленно округляются.
— Слушайте внимательно, подробности, если я не вернусь, вам расскажет Марта. Она же будет воспитательницей малыша до шестнадцати лет. Потом он сможет переехать в столицу и принять корону. Но до той поры — только Торрин.
— Э…
— Еще раз. Дариола умерла некоторое время назад. В родах. У меня ребенок — сын. Рикард Анри Раденор. Сейчас он находится в Торрине. Так вот, если меня убьют, то вы…
— Я стар, ваше величество.
— После вас эту должность разделят Рене и Том. Поклянитесь жизнью сына.
— Она принадлежит вам, государь. Как и моя старость.
Я отстраненно киваю. Моринар не лжет и не юлит. Порода не та. А Раденору он предан до мозга костей. Больше меня. И может, даже станет лучшим правителем, чем я. Хоть и регентом. И уж точно человеком.
— Распоряжения я оставлю. В остальном — слушайте Марту. Няня, ты же потом расскажешь, если что?
— Обещаю, малыш.
— До того, как бросишься мстить, — подчеркиваю я голосом.
Марта опять кивает.
Я быстро дописываю указ. Расписываюсь, запечатываю, отдаю в руки Марте.
— Вскрыть после моей смерти.
Няня смотрит, как на ядовитую змею.
— Алекс…
— Но я все равно вернусь. Сейчас отдам приказ гвардии, чтобы собирались… полагаю, двух первых десятков хватит.
— Тебе сказали, что можно до полусотни…
— Ма… рта, а есть смысл?
Марта недовольно сверкает глазами, но умолкает. Понятно же, что если они готовы к встрече, то я просто зря положу людей.
Бессмысленно.
— Как скажешь, Алекс.
Задумчиво перебираю кончик длинной косы.
— Я постараюсь справиться. Но если что…
Назвать Иннис?
Нет?
Лучше не надо. Безвестность для нее лучшая защита. Перед глазами как живое ее лицо, темные волосы, яркие губы, сияющие глаза… Человеческое во мне сворачивается в тугую пружинку — и я безжалостно придавливаю ее льдом. Не думать, не чувствовать. Не надо.
— Алекс?
— Все в порядке. Когда они будут готовы? Хотелось бы выехать побыстрее…
— Я сейчас прослежу, ваше величество.
Моринар выходит. Марта бросается ко мне на шею, обнимает, я неловко глажу ее по плечу, замечаю седые ниточки в черных косах… как же тебе из‑за меня досталось. И ведь захоти я удалить тебя ради твоего же душевого спокойствия — ты не уйдешь.