Голодная бездна - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 64

Мэйнфорд табличку видел.

Висела она уже третью неделю, а потому изрядно утратила актуальность.

– А это ты! Ты бы позвонил…

Брюнетка, та самая, с плаката, томно изгибалась, терлась пышным задом о блестящий столб. Внушительный бюст ее от каждого движения колыхался, а с ним и кристалл. Надо полагать, запись делали без ведома девицы.

– Я решил лично…

– Ты это… не думай… – Дельм передвинул пару рычажков на пульте, и экраны погасли. – Следственный эксперимент… из отдела нравов попросили…

– Предписание, надеюсь, имеется?

Дельм потупился.

– Какое предписание… сам понимаешь… его пока согласуешь… там подпись, сям подпись… а у нас окно вот… и свои ж ребята, сочтемся.

Он был невысок.

Бледен, не столько оттого, что в Нью-Арке солнце показывалось редко, сколько из искренней своей нелюбви, что к солнцу, что к открытым пространствам, которые, по собственному признанию Дельма, его премного смущали.

Уютно он чувствовал себя лишь в подвалах. И бетонные стены, чью суть не способны были скрыть плакаты, отнюдь не казались ему клеткой, скорее уж, защитой от опасного и непредсказуемого внешнего мира. Изредка этот мир просыпался, посылая Дельму небольшие подарки вроде девиц легкого поведения, аккурат тех, что проходили по соседнему ведомству, полулегальной травки, которую он искренне полагал лекарством, или бутылочки-другой контрабандного виски.

На это закрывали глаза.

Дельм не переступал границ и старался не попадаться, что у него, в общем-то, получалось, ибо негласный кодекс Управления предписывал предупреждать о визитах заблаговременно. И ныне Дельм, застигнутый за делом не то чтобы вовсе незаконным, чувствовал себя неловко.

– Ясно, – вздохнул Мэйнфорд.

Неловкости он не ощущал, скорее уж, глухое раздражение от осознания собственной ошибки, пусть мелкой, но все же… не стоило ссориться с техниками.

– Для меня что-нибудь есть?

– А то! – с преувеличенной радостью воскликнул Дельм. – Еще как есть! Вайс!

Этот окрик остался без внимания.

– Вайс, оторви свою задницу! Наш лучший… он твоими кристаллами занимался… вообще, конечно, класс. – Дельм потирал руки. – Давно не встречал такой работы, чтобы пять слоев и отменнейшей записи… минимум шумов, минимум примесей, потому и заметили. Вайс, чтоб тебя!

В глубинах зала, сокрытых за экранами и связками проводов, с которых свисали почерневшие пластины отработанных перфокарт, низки кристаллов, не подлежащих восстановлению, обломки некоего механизма, надо полагать, уже списанного с баланса, раздался шелест. Затем что-то упало.

Бахнуло.

И по полу потянуло дымом.

– Иди туда, – велел Дельм и пальцем подтолкнул Мэйнфорда. – Вайс хотел послойное сравнение сделать. Он хороший мальчик.

Мальчиком вышеназванный Вайс, если и был, то лет этак двадцать тому. Ныне же он представлял собою особь явно мужского полу и неопределенного возраста. На лице его с чертами крупными и по-своему привлекательными, застыло выражение легкой растерянности, словно бы Вайс до конца и не понял, где находится и как попал в это удивительное место. Пегие волосы его росли клочьями, отчего казалось, что на круглом покатом черепе пробивался сразу десяток лысин. С уха Вайса свисала серьга, а с серьги – цепочка с черным кристаллом, который он, пребывая в задумчивости, имел обыкновение крутить.

Облачен был Вайс в ярко-розовую рубаху с коротким не по сезону рукавом. Рубаха эта плотно облегала рыхловатое тело, а на животе, круглом, аккуратном – поневоле закрадывалась мысль о беременности – натягивалась, и крохотные, отделанные перламутром пуговки почти выскальзывали из тесных петель.

– Чего? – на Мэйнфорда Вайс уставился с упреком, и пончик, который сжимал в кулаке, не подумал отложить, впрочем, как и очередную перфокарту, от которой явственно несло гарью.

– Того. По моим кристаллам есть что?

Вайс нахмурился. Светлые бровки его, почти неразличимые на белой коже, сошлись над переносицей. Он явно вспоминал, кто вообще стоит перед ним и о каких таких кристаллах идет речь.

– Дело в «Веселой вдове»…

– А! Так это… я заключение пишу. – Вайс махнул рукой, той самой, с пончиком, и сахарная пыль разлетелась над бумагами, по виду которых можно было судить, что над отчетом работали давно, плодотворно, но без малейшей надежды довести эту работу до конца. – Если подождете…

– Не подожду.

Хотелось отвесить наглецу подзатыльник.

Или хотя бы пончик отобрать.

И наверное, на лице Мэйнфорда промелькнуло что-то этакое, предупреждающее, если Вайс пончик отложил – аккурат на упомянутый отчет, вздохнул, вытер пальцы о рубаху. И повернулся к Мэйнфорду спиной.

– Глядите…

Щелчок пальцами, и тусклое зеркало экрана вспыхивает. Синеватый искусственный свет столь неприятен, что Мэйнфорд щурится, заслоняется от зеркала рукой.

– Я поначалу решил, что ошибся. Ну там стандартные помехи или прочий мусор… – Пухлые пальцы Вайса проплыли над панелью. Они трогали рычажки, крутили крохотные шестеренки, двигали бусины в хитросплетениях силовых проводов.

– Вообще, тут мусора изрядно попадается… чем чтец хуже, тем больше фона. Бывает, что придет кристалл, так намучаешься, пока подчистишь. Пару часов проковыряешься, а что в итоге?

На горном хрустале разворачивалось знакомое уже действо.

Бар.

Певица. Игроки.

– …а тут вроде запись приличная. То есть отличная. Я прям офигел, когда увидел. Такого скрута давно не попадалось!

– Чего?

– Скрута. – Вайс удостоил Мэйнфорда снисходительным взглядом. – Сжатия. Когда запись из ментала переводится на материальный носитель. Пишущий выступает в роли посредника, который…

– Это я знаю, – прервал Мэйнфорд.

– Вот… короче, обычно и поднимают слой кое-как, и скрут хреновый, если не сказать хуже. Когда силы недобор. Когда… ну а тут – идеальненько. А помехи есть…

Фигуры стрелков были размыты, словно нарисованы поверх самой ленты, и нарисованы крайне небрежно.

– Рассеиватели, – уточнил Мэйнфорд, и Вайс хмыкнул:

– Сам знаю. И не стандарт. Стандарт дает одну линию, и если запись позволяет, всегда можно глубже копнуть. Нет, чистое лицо не вытащишь, тут хоть самим магистром будь, но кое-что выцепить получится. А у этих ребят на всех уровнях помехи. И такие… вот…

Он переключил рычажки, и изображение изменилось, стало плоским, чересчур резким, будто каждую линию вырезали на хрустале.

– Погоди… да…

Резкости поубавилось. Но теперь предметы выглядели размытыми, словно в дымке, одни видны были четче, другие вовсе почти растворялись. А вот люди – другое дело.