Вселенная Ехо. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Макс Фрай cтр.№ 342

Зазеркальный двойник флегматично пожал плечами: дескать, поживем – увидим. Я ободряюще подмигнул ему и засел за работу.

Это было хорошее решение – хотя бы потому, что с того вечера у меня не оставалось ни сил, ни свободного времени для душевных мук. А воспоминания, вместо того чтобы бездарно терзать мою изрядно затвердевшую сердечную мышцу, шли в работу, как старая мебель в печь.

Жизнь моя была скудна людьми и событиями, что, честно говоря, совершенно меня устраивало. Найти равноценную замену всему, что потерял, я не рассчитывал, а меньшее меня бы уже не устроило.

И черт с ним.

Минуло почти три года с тех пор, как я засел за работу, и ровно два с того момента, когда я впервые увидел на книжном лотке свою писанину, заключенную в темницу неописуемо уродливой пестрой обложки. В той части Вселенной, где я обитал, наступил сентябрь – время ветра и спелого винограда; дни, когда по щекам моего двойника, обитающего в вечной тьме под опущенными веками, текут слезы, но мои глаза, оконные отверстия, из которых он выглядывает наружу, остаются сухими.

Нет нужды говорить, что сентябрьская ночь – не время для сна. Если я не отправляюсь на прогулку, то сижу на подоконнике и смотрю на луну – хорошо хоть в голос не вою.

В одну из таких сентябрьских ночей в мое настежь распахнутое окно влетела сова. Вернее, я сначала подумал, что это сова. Мягкая толстая птица оказалась буривухом, я понял это сразу, но отказывался верить очевидному.

Но я сохранял спокойствие, и не только внешнее. Нормальная реакция человека, который каждое свое утро начинает со зверской расправы над чахлыми ростками надежды. Выжидающе смотрел на птицу, словно она была не событием моей единственной и неповторимой жизни, а кадром из какого-нибудь голографического фильма, который крутят мои соседи – как всякое невежественное дитя прогресса, я готов вообразить любое техническое новшество задолго до того, как оно будет изобретено.

– Неужели ты мне не рад? – удивленно спросила птица.

– Я бы обрадовался. Но если дам волю чувствам, то умру, – честно сказал я. – Поэтому я еще какое-то время не буду радоваться, ладно? Пусть все происходит постепенно.

– Пусть, – согласилась птица. – Хочешь узнать новости?

– А разве ты – это не главная новость?

Губы едва повиновались мне, но я как-то умудрялся говорить спокойно, даже вяло. Это спокойствие было сейчас единственным мостиком, все еще соединявшим меня с плохонькой – но уж какая есть! – реальностью.

– Кто знает, – откликнулась птица. – Джуффин просил передать тебе, что ты свободен от всех предыдущих обязательств. Если захочешь, можешь наведаться к нему в гости. Можешь даже остаться, если тебе снова понравится в Ехо. Наш Мир уже тверд и надежен, насколько вообще может быть надежной такая зыбкая штука, как любой обитаемый мир. Джуффин знает, что ты для этого сделал. Он восхищен. Говорит, что недооценил тебя, твоих земляков и возможности литературы как таковой. Теперь мы все можем быть совершенно уверены, что действительно существуем. Странное ощущение, надо сказать.

– Черт с ними со всеми, – сказал я, робко прикасаясь к мягкому оперению птицы. – Ты существуешь – вот это действительно важно. И будешь существовать всегда.

– Ну уж – всегда, – с сомнением сказала птица. – Не думаю, что я бессмертна.

– Бессмертие, если верить моему предшественнику Мёнину, всего лишь игра в прятки со смертью, – улыбнулся я. – А из нас с тобой получатся хорошие игроки.

– Прежде чем толковать о бессмертии, предложи даме пожрать, – усмехнулась Меламори, спрыгивая с подоконника. – Я дюжину дней постилась, пытаясь увидеть этот сон.

Настоящее предисловие к этой книге едва уместилось в несколько толстых томов, и видит бог (тот самый, который пишется с большой буквы), я приложил все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы оно не стало еще длиннее.

Теперь мне приходится расхлебывать последствия собственной словоохотливости – я прекрасно понимаю, что среди читателей этой книги найдется немало счастливчиков, до сих пор как-то обходившихся без моей писанины. Поскольку пересказывать содержание чуть ли не дюжины томов в нескольких строчках – занятие неблагодарное, я и пробовать не стану.

Вместо этого позволю себе несколько ничего толком не объясняющих, но, на мой взгляд, все же необходимых замечаний.

Все события, о которых пойдет речь в этой книге, действительно имели место, но только в моей жизни, а не в вашей. Так бывает. Со мною – особенно часто, поскольку я уже давно по уши увяз в топком болоте чудес. Увяз так глубоко и безнадежно, что меня уже нет рядом с вами. Более того, у меня уже почти не осталось оснований думать, будто я вообще есть хоть где-то.

Строго говоря, меня никогда и не было. Но когда очередная волна неизвестно чьих воспоминаний грозит мне если не безумием, то тупой болью в затылке, я превращаю их в буквы на экране компьютера. Воспоминания навсегда оставляют меня в покое, поскольку с этого момента они принадлежат не мне, а так – всем понемножку.

* * *

Что же касается послесловия, хотелось бы верить, что его никогда не будет. Мне всегда казалось, что наихудшее послесловие к любой книге – это смерть автора (не та, о полной и окончательной победе которой так долго твердили постмодернисты, а обычная физическая смерть).

Зато самое сладостное послесловие, о котором можно только мечтать, это многоточие, но не отпечатанное типографским способом на бумаге, а длинная череда незаметных дырочек, образовавшихся на тонкой ткани реальности после того, как еще кто-то ускользнул, не прощаясь.

Боюсь, что этот вариант мне пока не по зубам: всякий раз, когда я собираюсь исчезнуть не прощаясь, непременно выясняется, что я забыл шляпу, или зажигалку, или еще какую-то чушь, без которой совершенно невозможно обойтись.

И мне приходится возвращаться.

Как же это, друзья?

Человек глядит на вишни в цвету,

а на поясе длинный меч!

Кёрай, XVII век

Светлы мои волосы,

Темны мои глаза,

Темна моя душа,

Холоден ствол моего ружья.

Автор когда-то наткнулся на эти строчки в детективном романе Себастьяна Жапризо «Дама в очках, с ружьем, в автомобиле»; из внутреннего монолога героини следовало, что это не просто стишок, а песенка, о мелодии которой остается только догадываться.

– Эй, Груз Виселицы, куда ты уставился?

Я твердо решил, что больше не буду отзываться на это прозвище, а посему никак не отреагировал на вопрос Афины. Пора бы ей усвоить, что обладателя тысячи имен не следует окликать таким образом.

Впрочем, я не слишком верил, что молчание мое возымеет должное действие. Когда Афина принимает свой излюбленный человечий облик, ее характер становится совершенно несносным. Тут ничего не поделаешь, остается лишь ждать, пока сероокая устанет таскать на себе бесполезный груз, который неразумные люди в свое время опрометчиво сочли одним из лучших мужских тел.