– Легко, – Еврони вяло шевельнул рукой, и его связист бросился выполнять приказание.
– Ты на юг иди, а я на север.
– Почему это я на юг? – вдруг заупрямился Долариан.
– А что? – не сразу сообразил в чем дело Злюхин.
– Яков Дормидонтович, – наклонясь к уху босса, шепнул пилот. – У «гундосов» «югом» интимное место называется. В неприличном контексте.
– Черт, – Яков скрипнул зубами. – Ну, давай, я на... запад отсюда буйки разбросаю, а ты на восток.
– Так еще хуже, – шепнул пилот. – Теперь вы насчет порочных связей с его родственниками намекнули.
– Я прямо здесь все бросаю, – пробурчал Еврони. – Сами разлетятся, у них маленькие движки есть.
– Куда же они разлетятся? – застонал Злюхин. – Надо подальше их разбросать, чтобы легавые устали по континенту рыскать!
– И так сойдет, – Долариан обиженно, в два укуса, слопал семислойный бутерброд.
– Упали, – сверившись с показаниями пеленгатора, сказал пилот. – Теперь под нами два десятка крейсеров. Как бы.
– Еврони, ты идиот! – Якова слегка затрясло. – Поздравляю! Теперь под нами двадцать один источник отчетливого сигнала! Ну, и какой из них настоящий?
– Разберемся, когда сядем.
– Куда сядем? Между буйками по десять, а то и по двадцать километров непроходимых джунглей! Если сядем в ложной точке, придется топать пешком и еще неизвестно, в правильное место или опять к подсадному маячку. Ты бы жиром своим, который в башке, подумал, прежде чем делать!
– А мы на космолетах все точки облетим, – неуверенно предложил Еврони.
– У тебя горючее в запасе есть? Твой броневик два раза подпрыгнет и все, кончится топливо. А заправок поблизости я что-то не видел.
Долариан напряженно засопел, придумывая очередное оправдание, но так ничего и не придумал.
– Чего теперь-то... – пробормотал он. – Будем надеяться.
– Только это и остается, – язвительно сказал Злюхин. – Пилот, садимся... куда посчитаешь правильным.
– Настройки сбились, – заметил пилот, – но я думаю, надо сесть по первому ориентиру. Хотя, теперь не разберешь, какой из них первый...
* * *
...Космолет Злюхина сел немного раньше гундешманского броненосца, и не посреди болота, как «повезло» приземлиться гундосам, а на просторной поляне, невдалеке от цепочки поросших редким бамбуком холмов. Но результат у обеих экспедиционных бригад был схожим. И те и другие от злости разнесли из ручных иглометов злосчастные радиобуйки и, взяв пеленг, потопали через непролазную чащу к ближайшим источникам аналогичного сигнала...
5
Тайная база пришельцев была неуютной. Никто, конечно, не ожидал, что в логове космических насекомых будут лежать персидские ковры, стоять кондиционеры и светить неоновые лампы. Нет, но испачканные слизью заплесневелые стены, скользкий, вонючий пол и светящиеся грибки вместо ламп – это было, пожалуй, слишком. Даже искушенный Зигфрид старался дышать через раз, а уж франтоватого Бушелье и нежную Рубелию просто выворачивало наизнанку. Как себя чувствовал студент, сказать было сложно. Наверное, неплохо. Или ему просто было не до мелочей. Он со страстью настоящего исследователя изучал повадки конвоиров и пытался продолжить контакт. Чужаки отвечали ему неохотно и не жестами, а непонятным стрекотанием. Но студент не сдавался и скоро объявил товарищам, что начинает понимать чуждую речь.
– Что, серьезно? – удивился Безногий. – Как это ты умудрился?
– У меня врожденные способности к языкам, – гордо пояснил гундешманец. – Я владею всеми наречиями освоенного космоса, а еще тремя мертвыми языками Земли и древнегундешманским.
– Инсинуируешь, – небрежно бросил Жорж. – Если языки мертвые, кто тебя им обучил? Духи?
– У вас какое образование? – поинтересовался студент.
– Нормальное, – Бушелье взглянул на него сверху вниз. – Две ходки по три года за экономические... м-м... дела и пятилетка промысла на Ривьере. Я там таких аристократов кидал, тебе и не приснится.
– Оно и заметно, – гундешманец поправил розовые очки. – А я семь лет в Университете Естествознания проучился. На одни «гопы». По-вашему это будет на «пятерки».
– Круглый гопник? – Зигфрид проникся и кивнул.
Образованных людей он уважал. Взять хотя бы доктора Пофиговского с Лохудринска – умнейший человек. Но ученого «гундоса» Безногий встречал впервые. Факт был забавный, но все равно вызывал уважение.
– Да ты где ни учись, а все равно не поверю, что такие языки бывают, – завелся Бушелье. – Как они называются?
– Латынь, фортран и английский, – перечислил студент.
– Ну, скажи что-нибудь на латыни или на английском!
– F... you! – не замедлил ответить гундешманец.
– О, это же «здрасьте» по-гундешмански! – удивился Зигфрид.
– Верно, – согласился студент. – Старые языки на самом деле не умирают. Они просто растворяются в новых.
– Выкрутился, – фыркнул Бушелье. – Ну, и что говорят наши конвоиры, если ты такой умный?
– Они собираются нас допросить.
– Это и так было понятно.
– А еще собираются разобрать крейсер, чтобы изучить наши военные возможности. – Он подумал и уточнил: – То есть ваши.
– В этой ситуации все едино, – вздохнул Безногий. – Теперь кто на двух конечностях ходит – «наши».
– Пока этих тараканов не выведем, – заметил Жорж.
Очень уж ему не хотелось признавать себя равным каким-то ящеросапиенсам. А в крейсере глаз у него так и косил на Рубелию. Это Зигфрид заметил сразу. Такие вот у Бушелье были двойные стандарты.
Сам капитан относился к зеленым братьям по разуму снисходительно и без злобы, хотя они его, в свою очередь, и не особенно жаловали.
Так, отвлекаясь от мрачной действительности за разговорами, они и забрели в самый центр «паучьего» логова: в зал с осклизлым потолком-куполом, какой-то слюдяной лужей посередине и грудами полусгнивших объедков у стен. Здесь было светлее, чем в тоннеле – в центре купола разрослась солидная светящаяся грибница, – но воняло совсем уж нестерпимо. Бедняжка Рубелия так и повисла на плече у студента, не в силах войти в эту помойку. Гундешманец слегка просел и от натуги налился густой зеленью; ведь девушка – это не учебник латыни, ее не так просто удержать в руках. Пришлось ему помочь. Вдвоем с Зигфридом они внесли бледную мадемуазель в зал и усадили на более-менее свободном от грязи месте. Жорж, ревниво насупившись, обогнул троицу и прошел вперед.
Конвоиры в зал не пошли. Видимо, на этот счет у чужаков существовало некое табу.
Безногий огляделся по сторонам. Вроде бы в зале никого не было. Видимо, начальство у пришельцев соблюдало правила, схожие с земными. Не опаздывало, но задерживалось. Для солидности.