Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV-DCC до н. э. - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кривачек cтр.№ 84

Кир много внимания уделил психологической войне. За несколько месяцев до его вторжения – возможно, даже за несколько лет – его представители усердно распространяли слухи о том, что вавилонский царь стал угрозой для своих соседей и угнетателем своего собственного народа; что его нужно свергнуть, чтобы вернуть свободу и справедливость в Вавилонию. Они превозносили щедрость шахиншаха и его заботу о соблюдении основных прав, отправляли тайные письма руководству Эсагилы и ее главе – шатаму, в которых уверяли в твердом намерении Кира поддержать культ Мардука и всех других богов, священных для городов Месопотамии. Вождям народов, депортированных Навуходоносором, они подтвердили, что в намерения Кира входит разрешить им вернуться. Тем придворным в городе Нехардее, которые служили сыновьям Иехония – последнего законного царя Иудеи, и главному религиозному агитатору и пропагандисту, который станет известен потомкам как Второй Исайя, они обещали, что Кир отомстит городу, который унизил Иерусалим. Рассылались агенты, которые должны были околачиваться в тавернах и подбивать недовольных жителей расстаться со своей верностью Набониду и ждать прихода нового правителя, который восстановит все древние традиции, пренебрегаемые узурпатором бессмертного трона Навуходоносора, и всем принесет милосердие и справедливость.

Для вавилонских сановников, вроде официального летописца, диктовавшего историю в своем кабинете, находившемся в храме, завоевание города персом не представляло никакой угрозы их образу жизни, особенно с учетом щедрых гарантий Кира. Оно означало не более чем еще одну – и очень долгожданную – смену руководства. В ходе длинной истории Шумера и Аккада ими правили цари многих национальностей – амореи, касситы, эламиты, ассирийцы, халдеи. Все ассимилировались с культурой Месопотамии и стали больше аккадцами и вавилонянами, чем сами аккадцы и вавилоняне. Теперь трон должен был занять этнический перс. А какая разница? Это не могло лишить страну ни ее положения – как показывали карты – в самом центре Вселенной, ни ее роли величайшего двигателя прогресса, который когда-либо знало человечество.

Если официальный летописец действительно так думал, то он ошибался. Потеря уверенности Месопотамии в своем будущем, впервые отмеченная во времена владычества Ассирии и вновь подтвержденная страстью к древностям во времена Нововавилонского царства, открыто выраженная Кабити-Илани-Мардуком, сигнализировала о том, что истинные перемены уже приближались. Впервые за всю историю этого края новые монархи предпочитали не располагать свою столицу в Вавилоне, а довольствовались тем, что правили, находясь в своих родных городах, то есть в Пасагарде, Экбатане (современный Хамадан), Персеполе (Тахте-Джамшид) и Сузах (Шуш) – бывшем главном городе врага Месопотамии в древности Элама. Каким-то образом Вавилон утратил свою ошеломляюще чарующую привлекательность.

Можно ли в таком случае сказать, что мы добрались до конца месопотамской цивилизации? До конца огромной дуги развития, которое началось почти за 3 тысячи лет до этого на богатых наносных почвах вокруг северной оконечности Персидского залива, поднялось до первых экспериментов в строительстве империи при аккадском царе Саргоне и централизованном планировании при царе Ура Шульги, достигло своей вершины в свободном предпринимательстве во времена Древневавилонского царства и пережило последний сильный подъем – образец для современного государства-империи – в период правления Ассирии?

На самом деле не можем. Традиции давностью 2 тысячи лет не исчезают за ночь, год, десятилетие или даже век. Еще долгое время у многих народов, населявших территорию, когда-то бывшую Нововавилонским царством, продолжалась жизнь: процветала торговля; они служили своим богам и превозносили их, наблюдали за небом, толковали знамения, изучали древние тексты, а города переполняли многонациональные и поликультурные толпы анатолийцев, египтян, греков, иудеев, персов и сирийцев.

И хотя Месопотамия превратилась в простую провинцию (пусть и сохранявшую все еще престижное название Ассирия) в империи, которая теперь простиралась более чем на 6,5 миллиона квадратных километров, персы никогда не предпринимали попыток заменить своими собственными традициями обычаи своих провинциальных подданных. Как могли они это сделать, когда их культура была такой бедной, а их собственная история – короткой? На самом деле движение шло в основном в другую сторону. Персы переняли клинопись для создания своих надписей на языке, на котором раньше не писали; использовали вавилонский аккадский язык для научных и официальных целей; переняли месопотамский арамейский язык (с той поры известный как «арамейский язык Персидской империи») как язык дипломатии и торговли даже на своей родине – в Персии.

И все же вавилоняне оказались далеко не единственным народом, у которого новые правители Западной Азии делали заимствования, чтобы обогатить свою цивилизацию. Их архитектура предоставляет богатые свидетельства того, что ремесленников со всей обширной Персидской империи нанимали на работу с целью украсить города – вавилоняне, ассирийцы, анатолийцы, египтяне, греки и все другие народы изображены во всем изяществе и подробностях несущими дары на скульптурных панелях, украшающих каменную кладку новой столицы Персии – Персеполя. Знаменитую автобиографическую надпись Дария Великого на скале Бехистун, в которой подробно рассказывается о его борьбе за трон и которая дала ключ к расшифровке клинописи, иллюстрируют барельефы на ассирийские мотивы; но написана она была на древнеперсидском, вавилонском и эламитском языках – предыдущих правителей земель Ирана. У персов был широкий выбор наставников.

Ведь отчуждение Вавилонии от Ассирии скрывало важное изменение в экологии древней цивилизации: Месопотамия больше не являлась «маяком» в мире варваров. Со всех концов новые культуры бросали вызов центральному положению Вавилона в истории прогресса. Другие близлежащие государства догнали лидера и быстро развивали свои собственные цивилизации, особенно греки, чей взгляд на жизнь, Вселенную и все на свете начался с совершенно другого ракурса и с VIII в. до н. э. повел их в совершенно другом направлении.

Контраст между персидской и греческой моделями общества вскоре стал причиной конфликта: сначала интеллектуального – на бумаге, когда греческие авторы сделали Персидское государство вечным архетипом восточного деспотизма, а затем реального – на поле боя. Этот конфликт продолжался все время существования Персидской империи – чуть более двух веков. Противоборствовавшие стороны были слишком равны по силам, чтобы одна из них добилась легкой победы над другой.

Точно так же, как неотесанные пришельцы – амореи создали Древневавилонское царство, а грубые иммигранты – арамеи отхватили себе огромную Ассирию, греческой власти, царству Македония, потребовались энергия и находчивость приезжих варваров, чтобы наконец изменить соотношение сил и добиться решающей победы для греческого, эллинистического образа жизни. Александр Македонский, прозванный Великим за эти победы, выиграл битвы при Иссе и Гавгамелах, преследовал царя Персии Дария III, бежавшего из самого сердца своего царства, чтобы встретить смерть от ножа своего родственника. Александр ознаменовал этот исторический момент тем, что по наущению афинской куртизанки сжег великолепный Персеполь и превратил его в пепел, как рассказывает нам греческий писатель Диодор Сицилийский.