Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV-DCC до н. э. - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кривачек cтр.№ 35

Необыкновенному герою требовалась необычная история происхождения. В шумерской «Легенде о Саргоне», записанной тысячу лет спустя после того времени, о котором она рассказывает, хотя и задолго до времени, обычно приписываемого Моисею, «великий человек» говорит от своего лица:

Моя мать была жрицей, и я не знал своего отца.

Родственники моего отца живут в степях.

Моя родина – город Азупирану, что на берегах Евфрата.

Моя мать-жрица зачала меня и тайно родила.

Она положила меня в корзину из тростника и запечатала крышку смолой.

Она бросила меня в реку, воды которой поднялись надо мной.

Река поддержала меня и принесла к Акки, водоносу.

Водонос Акки принял меня как своего сына и вырастил.

Водонос Акки сделал меня своим садовником.

Пока я был садовником, [богиня] Иштар дарила мне свою любовь.

Разумеется, в Месопотамии и раньше были герои. Знаменитые цари Древнего Урука, вроде Гильгамеша и его отца Лугальбанды, являлись яркими персонажами ряда мифических историй и сказаний о странных деяниях, которые стали основой шумерского литературного канона, копировались и переписывались в школах писцов и особых дворцовых помещениях веками, иногда тысячелетиями. Но они относятся к веку не легенд о героях, а мифологии, где рассказывается о тесном общении с богами, о сражениях со страшными чудовищами, о поисках бессмертия и необычных, таинственных приключениях. С появлением Саргона, его сыновей и внуков сказания стали необязательно более правдоподобными, но, по крайней мере, сосредоточивались на земной жизни «здесь и сейчас».

В отличие от шумерской мифологической литературы, которую бесчисленное количество раз переписывали писцы и ученики, аккадские тексты о жизни их правителей совсем не многочисленны. При раскопках нашли лишь отрывки шести имеющих отношение к Саргону документов (все более поздние копии), а еще шесть – повествуют о его внуке Нарамсине. Большинство текстов читаются как диктант, записанный с устного повествования. Из этих фрагментов – многие из них написаны по меньшей мере спустя тысячелетие после описываемых событий – мы можем сделать предположение, что поэты, певцы и другие народные сказители продолжали исполнять эпические сказания о Саргоне и его династии еще много веков по прошествии его смерти. Они рассказывают о героической доблести своих главных героев на поле брани, об их религиозности, огромной озабоченности личной значимостью и честью, бесстрашных подвигах, которые никогда не совершал ни один человек, и об их смелых походах в такие места, где раньше не бывал ни один человек: «Теперь любой царь, который хочет называть себя равным мне, – Саргон бросает вызов своим преемникам, – пусть тоже идет туда, куда я ходил!»

Но в то же самое время великие цари были показаны и в «человеческом свете». В сочинении, известном как «Нарамсин и вражеские орды», после неисполнения воли богов и нескольких поражений в длинной череде сражений царь погружается в шекспировский самоанализ:

Я был озадачен. Я был сбит с толку.

Я был в отчаянии. Я стенал, горевал. Я изнемог.

Я думал так: «Что навлек бог на мое царствование?

Я царь, который не сохранил своей стране процветание,

И пастырь, который не сохранил свой народ.

На себя и свое царствование – что я навлек?»

Как подчеркнула доктор Джоан Вестенхольц, эта последняя строчка является эквивалентом заявлению: «Виноваты, дорогой Брут, не наши звезды, а мы сами» – замечательное озарение героя бронзового века почти за 2 тысячи лет до рождения философии в Древней Греции.

Поэт Гесиод, живший приблизительно за 700 лет до н. э., который делит с Гомером титул основоположника греческой – а значит, и европейской – литературы, стал первым, кто понял, что появление таких героев было связано с периодом, который нам известен как бронзовый век. Но под этим названием, в отличие от нас, он имел в виду нечто иное. Этот век он не связывал с технологиями, а считал третьим этапом в истории о деградации человечества от золотого к серебряному, бронзовому и железному векам. В «Трудах и днях» он написал, что после золотого и серебряного веков «…Зевс-отец создал третье поколение смертных людей, низкую расу, которая возникла из ясеня; и она не была равной расе серебряного века, но была ужасной и сильной. Этим людям нравились гнусные деяния Ареса [бог жестокости и кровопролития] и насилие; они не ели хлеб, но были тверды сердцем, как адамант, – страшные люди. Велика была их сила, и непобедимы руки, которые росли из их плеч на сильных телах. Их доспехи были сделаны из бронзы, и дома из бронзы, и бронзовой была их утварь – чугуна не было».

Однако в качестве приложения Гесиод вставил для контраста другой период, который не поместился в «металлический» образчик у других, – век, «…который был более возвышенным и праведным; когда жила богоподобная раса героев – людей, которых называют полубогами и которые предшествовали нашей собственной расе на всей нашей бескрайней земле. Беспощадная война и ужасное сражение уничтожили часть из них… но другим отец-Зевс – сын Крона дал жизнь и жилье и заставил их пребывать на краях земли. И они живут, не зная печали, на островах благословенных у берегов глубокого бурлящего Океана, счастливые герои, которым родящая зерно земля дает сладкие как мед плоды, созревающие три раза в год, далеко от бессмертных богов».

Честь и слава были паролем для этой породы людей. Они стремились не к роскоши и богатству, а к славе и поклонению. Они правили своим народом, основываясь на новом принципе. Те, кого эти великие герои вели за собой, следовали за ними не из страха или любви и уж точно не из уверенности в превосходстве и эффективности их руководства, а из благоговения перед их героизмом и в ослеплении их величием, желая хоть несколько мгновений понежиться в лучах отраженной славы, которые могут случайно на них упасть.

Конечно, Гесиод писал не историю, а стихи, записывая не факты, а мифы. И все же он каким-то образом додумался до связи между бронзовым веком и веком героев, которая требует более внимательного исследования. В большинстве обществ, древние этапы развития которых изучались по археологическим находкам и литературе, – в Месопотамии, Европе и Азии мы действительно обнаруживаем, что век героев соответствует наивысшей точке развития бронзового века, когда для изготовления орудий труда и оружия вместо камня применяли металл. В этом плане Месопотамия, по-видимому, служит образцом для далеких западных стран, но более позднего периода.

Исследователь Пол Треерн указал на произошедшее в Европе в бронзовом веке глубокое изменение в представлении мужчин о самих себе. Предметы для приведения себя в порядок, вроде пинцета и бритвы, появляются так часто среди найденных в могилах артефактов, как никогда раньше. Он предполагает, что это доказательства растущего чувства индивидуальности и нового акцента на украшении мужского тела, что, в свою очередь, ученый связывает с прославлением войны и охоты – с ритуальным поглощением алкоголя и культом «красоты воина». Все указывает на упрочение нового класса мужчин-воинов с высоким социальным статусом. В Греции это был век, о котором Гомер писал в Илиаде – поэме о Троянской войне и ее героях, вроде Ахиллеса. «Воин у Гомера, как позднее спартанский, кельтский или франкский воины, – пишет Треерн, напоминая нам о скульптурной голове Саргона с ее изысканной прической, – отращивал себе длинные волосы и получал удовольствие, ухаживая за ними».