Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV-DCC до н. э. - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кривачек cтр.№ 19

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV-DCC до н. э. | Автор книги - Пол Кривачек

Cтраница 19
читать онлайн книги бесплатно

Тем не менее исследователи в конечном счете установили, что эта письменность представляла собой семитский язык и, таким образом, была родственной древнефиникийскому, древнееврейскому и современному арабскому языкам. Именно это понимание дало возможность трем экспертам дать аналогичные переводы в ответ на сложную задачу, поставленную Королевским азиатским обществом в 1857 г. (они назвали эту письменность ассирийской по названию кровожадной библейской империи; в настоящее время она известна как аккадская, а вавилонский и ассирийский языки, соответственно, являются ее южным и северным диалектами).

Однако это был еще не конец истории. По мере того как прочитывалось все большее количество текстов, ученые начали медленно понимать, что в основе аккадской письменности должен лежать другой, более древний языковой пласт, о котором никто до этого и не подозревал. Такое понимание зародилось потому, что многие письменные знаки использовались в равной степени и как идеограммы, и как произносимые слоги. Иногда такой символ, который обычно обозначал быка, выражал «звук» gud, другой, – например «разделять», имел значение «смола» (tar). Слово «рот» порой изображался слогом ka. Но ни один из этих звуков нельзя было найти в семитском языке, где «бык» был alp, «разделение» – paras, а «рот» – pu. Поэтому изначально создателями этой письменности, видимо, являлись люди, в языке которых «бык» был gud, «разделять» – tar, а «рот» – ka.

Сначала попытки вытеснить семитскую форму с занимаемого ею места как первого языка Среднего Востока встретили сопротивление. Оппозицию возглавил франко-еврейский востоковед из Адрианополя Жозеф Галеви, который сделал себе имя на исследованиях Южной Аравии, выдавая себя за раввина из Иерусалима, собиравшего милостыню для бедных.

Европейских евреев «зауважали» после того, как обнаружилась их связь с семитскими основоположниками цивилизации, поэтому Галеви был потрясен смещением предков-семитов с этой позиции и возведением на нее какого-то недавно обнаруженного шумерского народа-выскочки. Он отказался поверить, что такой народ существовал всегда, утверждая, что шумерское письмо являлось не более чем тайнописью, придуманной семитскими священнослужителями с целью держать простой народ в невежестве. Публикация в 1900 г. его книги Le Sumerisme et l’Hisoire Babylonienne привела к известному скандалу, когда в Париже два выдающихся ученых подрались зонтиками в коридоре Ecole des Hautes Etudes.

Этот вопрос был улажен в 1905 г. публикацией связного и убедительного перевода нескольких шумерских надписей – благодаря ему могли реконструировать большую часть грамматики. Шумерский язык оказался действительно очень странным и не входил ни в одну из известных языковых групп, имел необычный синтаксис и словарный запас, состоявший в основном из односложных слов; в нем существовало большое количество омофонов – одинаково звучащих слов (иногда до десяти различных слов, которые произносились одинаково). Так, слово «А» означало воду, канал, наводнение, слезы, сперму, отпрыска или отца; «Э» – дом, храм или участок земли; «У» переводилось как «растение», «овощ», «трава», «еда», «хлеб», «пастбище», «груз», «сон», «сильный», «могущественный», «кормить» или «обеспечивать». Эти слова можно было соединить вместе, чтобы получить новые слова: «Э» (дом) плюс «ан» (небо, небеса) – и получалась Эанна – Небесный Дом, храм великой богини в Уруке; «лу» (человек) плюс «гал» (большой) – «лугаль» (большой человек, владыка или царь).

Ученые продолжают обдумывать этот вопрос. Некоторые полагают, что эти явно идентичные слоги дифференцировались, как в китайском языке, различными речевыми тонами. В конце 1980-х гг. Жан Боттеро предположил, что односложный словарный запас, вероятно, является ошибочным восприятием, вызванным тем фактом, что изобретатели письменности записывали только первый слог слов, и назвал это акрофонией. Не так давно один датский исследователь предположил, что шумерский язык, возможно, был креольским – результатом того, что в качестве родного языка люди учили пиджин – язык, грубо слепленный в условиях межъязыковых контактов, чтобы дать возможность людям, говорившим на разных языках (в данном случае многонациональным основателям Эриду, Урука и их соседям), общаться на базовом уровне. Поэтому впоследствии его почитали как язык основателей цивилизации.


Согласия нет даже по вопросу происхождения шумерской письменности. В настоящее время по одну строку «линии фронта» находятся ученые, которые видят ее появление как кульминацию постепенного процесса, длившегося тысячи лет с тех времен, когда древняя система счета животных и товаров изначально использовала камушки, а затем глиняные метки, которые для хранения запечатывали в глиняные емкости. Сначала такие метки прикладывали в качестве печати на внешнюю сторону конверта, чтобы показать, что содержится внутри. Позднее эти изображения рисовали на глине заостренной палочкой. В конечном счете сами эти метки были забыты, остались только «конверты» в виде глиняных табличек в качестве долговременной записи.

Другие исследователи полагают, что письменность являлась одним из значительных скачков, столь характерных для передовых жителей Южной Месопотамии, появилась она внезапно ближе к концу 4-го тысячелетия до н. э. и развивалась еще несколько веков – от рудиментарных условных обозначений к сложной системе, способной записывать стихи и литературную прозу, равно как и контракты и деловые счета.

Однако все сходятся в том, что в принципе, по иронии судьбы, утверждение Жозефа Галеви содержит крошечную крупицу правды. Самые древние тексты совсем не были письменностью, а на самом деле представляли собой нечто вроде кода. Первые знаки изображают не язык, а предметы. Они представляют собой фиксации о сделках и записаны упрощенными рисунками доставленных или полученных предметов – животных, людей, товаров. Изображение морды быка означало само это животное, а вазы со скошенными краями – пищу. Рисунок мог представлять не сам объект: бога изображала звезда, храм – нечто похожее на план здания на нулевой отметке.

На первых этапах эта система давала не более чем упрощенную личную запись, довольно неоднозначную памятную записку, вроде: «Две – овцы – храм – бог – Инанна». Кроме того, чиновники или управляющие, которые фиксировали подобное, без сомнения, имели свои собственные предпочтения среди символов и способов их начертания. В целях максимальной полезности эти символы должны были стать узнаваемыми для всех, кто их видел, и стандартными по коллективной договоренности. Отсюда и «словарные списки» – длинные перечни титулов, профессий, животных и товаров, эквивалентные словарям, которые служили основой обучения писцов и гарантировали, что все они применяют один и тот же символ для обозначения, например, быка, чаши с едой, овцы, храма или богини.

Из этой очень простой основы за века возник и накопился большой ассортимент символов – несколько тысяч. Но всему есть предел. Число предметов, которые нуждались в особом изображении, было в принципе бесконечно. Но если бы у всех объектов в мире существовали свои символы, то никто не смог бы их запомнить. Однако у этого затруднения имелось простое решение, знакомое нам из нашего собственного опыта использования символов.

Возьмем в качестве примера пиктограмму самолета. В аэропорту ее применяют для обозначения зала прилетов и отлетов; на дорожном знаке она может означать «в аэропорт» или предупреждать о низко летящих самолетах, а в рекламе – указывать на турпакет или вообще путешествие за границу. Иными словами, значение этой пиктограммы легко можно расширить от «самолета» до «полета», «отпуска», «путешествия» и, без сомнения, до многих понятий, связанных с предыдущими. Точно так же в системе знаков Древнего Урука изображение ноги стало означать не только саму нижнюю конечность, но и ступню, ходьбу, прогулку, стояние, лягание и др. Контекст определял значение. А в тех случаях, когда расширения значения было недостаточно, символы комбинировали в небольшие сложные картинки. Изображение миски с едой рядом с головой понималось как процесс поглощения пищи, а символы «женщина» и «гора» (три маленькие горки) сначала означали «иностранка», а позднее «рабыня-иностранка».

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию