Еще бы чуть-чуть, и было б им…
Тихонько вытащив из ножен кривой меч, Валера залюбовался работой неведомого оружейника. О-па! Да тут и вязь вьется!
Бородин приблизил лезвие к глазам и разобрал затейливую надпись, схожую с узором. Похоже на арабский, но тут он не силен.
…Покряхтывая, присел Костя, потер глаза, глядя на огарок свечи, чей трепещущий огонечек высекал блики на лезвии скимитара.
– Гляди! – шепнул Валерий.
– Ух ты…
– Типа, по-арабски?
– Знать бы… Обычно сарацины вырезали цитаты из Корана. Может, и здесь то же самое. Но, черт его знает… Вернее, тролль.
– Скорее уж, шайтан! – хмыкнул Валера.
– Угу…
– Стало быть, не такой уж этот Норэгр чужой, каким хочет казаться?
– А тролль его знает!
– Шайтан!
– Тс-с! Разбудишь…
– Да все уже.
Валерий задул свечу и лег на пол, подложил сумку под голову.
Тишина и темнота объяли его со всех сторон, мир закачался, зазывая в сон, но мысли все крутились в голове, вялые, правда. Господи, как это все отдалилось, стало почти нереальным – Уссурийск, работа, офис…
Он даже о Верке не вспоминал почти, сам образ ее слегка размылся, затушевался. Это ничего, с ним уже бывало такое.
Зато потом приходит беспокойство, тоска, он чувствует, как ему не хватает его Сердючки.
Ничего, даже если он не сможет расплатиться с Щепотневым, то Интермондиум стоил того, чтобы за него потерять прадедушкину шашку.
Но все же лучше вернуться с бонусами, чтобы можно было оправдаться перед Веркой. А если их привалит куда больше, нежели он надеется…
Ну-у, как говорится, хотеть не вредно. Вредно не хотеть.
И Роскви уснул.
Глава 22
Константин Плющ
Танец «черного лебедя»
«Черный лебедь» был, так сказать, флагманом – величиною в тридцать румов
[52]
, с темными бортами, расплывавшимися во мраке, с зубастой башкой местного Горыныча, он плавно покачивался у причала, натягивая швартовы.
Остальные корабли сэконунга были поменьше размерами.
В принципе, и одного «Черного лебедя» хватило бы на весь хирд сэконунга. С избытком.
С другой стороны, сонно подумал Костя, меньше народу – больше кислороду.
Повинуясь знаку Хёгни, он перепрыгнул на гулкую палубу драккара. Валера занял десятый рум слева.
Дед Антон не стал дожидаться указаний и проворно полез в трюм, куда уже юркнула Эльвёр.
Рыжему Змею, может, и хотелось как следует шваркнуть крышкой люка, но корабль – это святое. Поэтому дубовая дверца опустилась тихо.
Да и зачем лишние проблемы создавать, особливо, ежели «кузнец Андотт» с нечистью знается?..
Поманив Костю, Хёгни качнул факелом и сказал:
– Будешь сидеть здесь. Погребешь вместе с Оддом Бирюком. Одд вывихнул левую руку, заменишь ее своими двумя. Если получится.
– Получится, – уверенно заявил Плющ.
– Ну-ну, – проворчал рыжий. – Видали мы таких прытких…
Костя присел на скамью – одиннадцатый рум справа – рядом с плечистым мужиком лет тридцати с лишним.
Лица его было не разобрать, несколько факелов не могли разогнать ночную черноту.
В короткой кольчуге, из-под которой выглядывал засмальцованный поддоспешник, в кожаных штанах, мужик ощутимо вонял застарелым потом, кожей и гарью.
Сопя, он оглядел Костю.
– Звать как?
– Эваранди. А ты – Одд?
– Он самый.
Затрубил рог. Викинги забегали, поспешая занять свои места.
Круглые щиты увешали оба борта «Черного лебедя», швартовы были отданы, а Хегни занял место кормщика.
Сидя лицом к корме, Костя различил Гунульфа – сэконунг стоял у борта и зычно отдавал приказания «Морскому коню» с «Вепрем волн» – снеккам, отчаливавшим следом.
– Весла на воду!
– Чего ждешь?! – рявкнул Одд Бирюк. – Весло хватай!
Плющ подскочил и бросился к козлам, на которых сохли весла, споро разбираемые гребцами.
Одд вынул затычку из гребного лючка, и Константин просунул в него весло – весьма увесистое, вытесанное из мелкослойной сосны, длиной в два человеческих роста.
Ну это еще ничего – кормовые, а пуще того носовые весла куда длиннее будут. Это потому, что гребцы, сидящие на носу или ближе к корме, располагаются повыше, чем те, что посередке, а весла должны доставать до воды все разом, не вразнобой.
Была и еще одна тонкость: орудующим гребями на носу не только тяжелее всех приходится, они же и первыми бросаются в бой, когда корабль пристает к берегу. Оттого места впереди считаются самыми почетными.
– Цепляйся, – буркнул напарник, и Эваранди ухватился за рукоять.
Он частенько, бывая на Шаморе
[53]
, брал лодку напрокат, так что с греблей был немного знаком. Да и Маннавард поднатаскал его изрядно.
Однако оказалось, что скедия и драккар – это две большие разницы. Костя то сильнее, чем надо, тянул весло, то давал слабину.
Не поспевал за сидевшим впереди или излишне торопился. В общем, мешал Бирюку, как мог.
Викинг сопел все свирепее, но Плющ в конце концов приноровился-таки, попал в лад. Вернее, в лад попадал Одд, а он лишь добавлял ему силы.
Выбравшись на середину залива Троллей, корабли повернули к морю.
На мысу, что располагался с юга, и на том, что лежал севернее, горели большие костры, разожженные викингами, – это были своего рода маяки.
«Поджигателей» подобрали снекки, несколько отставая, и «Черный лебедь» первым покинул Тролльвик.
Да и потом гребцам на драккаре было трудней – за кормой на буксире тащился кнорр Андотта. Не бросать же…
– Суши весла! Поднять парус!
Костя дернулся было вскочить, но Одд буркнул:
– Сиди. Без тебя справятся. Весло на место положь.
Громадный парус был почти невидим и различался лишь тем, что его прямоугольник застил звезды.
Сэконунг, по всей видимости, не решился идти коротким путем вдоль берега, а следовал на запад, чтобы там, в открытом море, описать дугу и войти в устье Стьернсванфьорда.