13-й карась - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Квилория cтр.№ 28

– Может, туда? – показал он.

Шурка посмотрел.

– А залезть как?

– На Машку станем.

Шурка мигом взобрался на корову.

– Теперь я – первый, – шепнул он.

Голоса приближались. А Шурка всё ещё топтался на коровьей спине и, судя по всему, не собирался подниматься выше.

– Зацепиться не за что, – оправдывался он, шаря ладонями по стене.

Лера от нетерпения даже подпрыгивать стал.

– Давай я на Машку залезу, а ты на меня, – предложил он.

– Не удержимся, – чуть не плакал Шурка.

Тогда Лера тоже принялся ощупывать стены, лишь бы не стоять без дела.

Неожиданно подле самого входа в пещеру послышался голос Момента.

– Не пойду! Не пойду! – упирался он.

«Всё, пропали мы», – запаниковал Лера и тут же наткнулся на выемки в стене. Они шли вверх одна за другой и походили на выдолбленные в камне крохотные ступени. Зацепившись за одну, Лера нашёл перед собой другую, а немного выше – третью.

– Шурка! – крикнул он шёпотом, добравшись до щели под потолком.

Услышав сверху голос друга, Шурка чуть с коровы не свалился.

– Шурик, – повторил Лера, – в углу ступеньки есть.

Тот спрыгнул на пол, но поздно. Свет карманного фонаря заскакал по пещере и Шурка, не успев шага сделать к спасительному углу, в ужасе присел.

– Не пойду! – в отчаянии заорал Момент и, по-видимому, выбил фонарь из рук своих конвоиров.

Луч метнулся вверх-вниз, потом фонарь хрястнул о каменный пол и погас. Пока толстый Кокс, сопя и ругаясь, искал его в темноте, Шурка успел нащупать ступени. Да только от волнения никак не мог по ним вскарабкаться. Он вскакивал на стену, как пойманный чижик на прутья клетки, и всякий раз срывался вниз. ещё мгновение – и всё пропало. Свесившись со стены, Лера протянул руку, но тут вновь вспыхнул фонарь. Следом в пещеру шеренгой вошли наркоманы. При виде их, у Шурки, будто присоски на конечностях образовались. Сам не понимая, каким образом, он юркой ящерицей вознёсся под потолок.

К счастью, друзья остались незамеченными. Косяк с Коксом волокли упирающегося Момента под руки, и ничто другое, кроме своего строптивого товарища, их не занимало.

Попав в пещеру-коровник, Момент перестал сопротивляться.

– Показывай, – строго приказал ему Кокс, обведя пещеру лучом.

– Тапоськи, – выдавил задушенным голосом тот. – Тапоськи на Марихуане.

Толстяк осветил поочерёдно каждое коровье копыто.

– Ну и где?

– Стоб меня переломало, стоб я в жизни клея не нюхал, – поклялся Момент. – Я за него, а она меня – копытом.

– Во, – ткнул он пальцем в распухший нос.

Лера едва не расхохотался, представив корову в тапочках. Закрывшись ладонью, он запыхтел, точно самовар перед взлётом.

– Тише, ты! – толкнул его в бок Шурка. – Начнут искать – нам конец.

Опасения его тотчас подтвердились. Кокс отпустил трясущегося Момента и стал внимательно осматривать пещеру.

– А где молоко? – шмыгнул он носом, наткнувшись на пустое ведро.

Момент выпучил глаза:

– Стоб меня переломало…

Молчавшего до того Косяка стала бить нервная дрожь.

– Сейчас переломает, – зловеще пообещал он, поднимая ведро.

На удивление, Момент чрезвычайно быстро сообразил, что за этим последует, и стремительно ускакал обратно в проход. Дынный Старичок, угрожающе размахивая эмалированной посудой, вынесся следом. Мальчишки решили было, что спасены, и напрасно. Толстый Кокс поиски не прекратил. Напротив, тщательно обследовав пещеру, он без труда нашёл в стене выемки-ступени.

– Мама, – беззвучно выдохнул Шурка и вместе с Лерой отодвинулся подальше от края стены.

Толстяк пыхтел и карабкался вверх, с каждым мгновением подбираясь всё ближе. Друзья в полной безнадёжности осмотрели укрытие. Они находились в нише, наподобие антресолей, утопленной в стене пещеры. В потолке над ними сияло светом множество отверстий. Правда, отверстия эти были столь малы, что в них не пролез бы и палец. В отчаянье Шурка принялся шептать «Отче наш», но тут же понял, что не дочитает и до середины, как Кокс их обнаружит. И действительно. Перед его носом возникла рука толстого наркомана, лихорадочно ощупывающая край камня. Инстинктивно отпрянув, Шурка толкнул спиной друга.

– Ёлки, – начал возмущённо Лера и… пропал.

Едва различимое «палки» донеслось откуда-то издалека. Шурка протянул руку – пустота. Леры рядом не было.

Тогда он перекатился на его место. Каменная твердь под ним тотчас разверзлась, и Шурка полетел в тартарары. «Хоть бы на сено упасть!», – только и успел подумать он.

В следующий миг Кокс добрался до верха и осветил фонарём пустые антресоли.

– Гад ты, Шурка! Какой гад! – чуть слышно, сусликом высвистывал в темноте Лера. – Опять на меня свалился.

– Я же не нарочно, – так же тихо оправдывался Шурка, пытаясь нащупать пространство свободное от распластанного под ним Леры.

– Ты мне глаз выбил, – объявил сердито тот и рывком сбросил с себя Шурку. – Разлёгся тут!

Он хотел добавить ещё что-то, но из-за стены донёсся звук, словно на мокрый асфальт шлёпнулся громадный кусок сырого теста. Следом подземелье огласили злобные крики толстого Кокса.

– Вот это навернулся, – восторженно констатировал Лера.

– Метра три лететь, – согласился Шурка. – Больше не полезет.

Над стеной, с которой они свалились, тускло мерцала узкая полоска света. Внизу же царила кромешная темнота, как будто подземелье чёрной тушью залило. Шурка ощупал стену. Выдолбленные в камне ступени были и с этой стороны.

– Толку от них, – пробурчал Лера. – Мимо этой банды всё равно не проскочишь. Надо другой выход искать.

Выставив вперёд руки и поводя ими в стороны, они пошли поступью слепцов, шаг за шагом удаляясь от коровьей пещеры.

Шли долго. Камень под ногами оказался удивительно ровным. И если вначале друзья ещё опасались невидимых выступов и провалов, то после, убедившись, что их здесь нет вовсе, пошли свободнее. Лера пытался считать шаги и сбился, когда счёт перевалил далеко за тысячу. К тому же, Шурка то и дело отвлекал разговорами.

– Как думаешь, – говорил он, – молоко у Машки и впрямь наркотическое?

– Ничего оно не наркотическое! Тысячу двести двадцать восемь, – отвечал Лера. – Только горькое немного. Тысячу двести двадцать девять…

– Откуда ты знаешь?

– Тысячу двести тридцать! – сердился Лера. – Тебе же ничего не мерещится? Тысячу двести тридцать один…