– Это все? Ты точно ничего пропустила, все отксерила? – спросил Лешка, с подозрением глядя на сестру.
Звонок давно прозвенел, но они забыли про уроки. Разве что спрятались под лестницу, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из учителей и не загреметь в «убойный отдел», как называл Лешка кабинет директора.
Женька молча протянула последнюю ксерокопию.
«26.12.
Я все думаю и думаю над тем, что сказал мне Иван Васильевич. И по-прежнему хочу смотреть на них. Они лепят. Они лепят из глины что-то большое-большое. Я почему-то думала, что их идол будет похож на человека, но это не человек.
28.12.
Мне приснился кошмар. Странно, я всегда была уверена в своей психике, всегда спала хорошо и без снов. Полдня сегодня на работе я пыталась вспомнить, что мне приснилось, но не смогла. Вечером снова думала над своей собственной посудой. Я чувствую, что глина – это мое. Когда я сижу за кругом, я чувствую себя повелительницей глины! Я – творец!»
– Фу, – первый скривился Лешка. – Там дальше все про то, как она классно лепит. И что? Это, типа все, что ты нашла?
– Радуйся, что я это вообще нашла! Это ты тогда ворвался, устроил сквозняк, и листки разлетелись.
– Самое важное вот здесь, – сказал Сашка, показывая первые две ксерокопии. – Как же жаль, что эта художница… что ее нет. Теперь придется додумываться самим, что имел в виду Василич и что нам теперь со всем этим делать.
– Да не надо нам ничего додумывать! – возразила Женька. – Все просто, как дважды два. Я из-за кошмара заснуть не смогла, зато я все придумала! – Она обернулась к брату: – Лешка, помнишь, ты говорил, что, когда мы с Сашкой были в конно-спортивной секции, к его родителям приходил уволенный сторож комбината? Ты тогда сказал, что он живет через два дома. Так вот, внимание! Та-дам! Может, он и есть тот самый Иван Василич?
– ???
– Ва-си-лич! Василич, про которого пишет художница. Или хотя бы его сын. Как я поняла, он, его отец, его дед – все они некие сторожа древнего капища и все они в курсе того, что там происходит. Нам надо только найти Василича или его сына и расспросить подробнее.
– Точно! Мелкая, ты озвучила мои мысли! – обрадовался Лешка и бросил Сашке: – А ты тормоз, ни до чего допетрить не можешь.
Сашка только улыбнулся в ответ.
В субботу утром Женька с Лешкой в десять ноль-ноль были у Сашки.
– Я расспросил родителей, – сказал тот. – Уволенного с комбината сторожа зовут Дмитрий Иванович. И-ва-но-вич – для тех, кто сразу не понял.
– Да все я сразу понял! – обиделся Лешка.
Сашка продолжил:
– Его отец, Иван Васильевич, тоже жив, ему за восемьдесят, но он в своем уме.
– Отлично, идем все выясним! – обрадовалась Женька.
– Вот прямо так, прямо к незнакомым людям?
– Ну хочешь, кругом через магазин пройдем?
Дверь им открыл, судя по возрасту, Дмитрий Иванович. И не очень любезно осведомился:
– Что надо?
– Нам бы с Иваном Васильевичем поговорить. Как он себя чувствует? Он дома? – спросила Женя, изо всех сил изображая из себя девочку-ангелочка.
Минут пять она пыталась уломать негостеприимного соседа впустить их, и они уже отчаялись прорваться к Ивану Васильевичу, как вдруг откуда-то из глубины дома послышался голос:
– Дима, кто там?
– Это мы! – закричала Женька. – Мы! Иван Васильевич, МЫ ИХ ВИДЕЛИ!
Бывший сторож – седовласый и седобородый дед – проводил троицу в свою комнату. В комнате пахло лекарствами и старостью. Дед жестом указал на стулья у маленького столика, а сам полуприсел-полуприлег на кровать. Откашлялся и предложил:
– Рассказывайте.
Сашка с Лешкой молчали, а потому рассказывать пришлось Женьке. Она поведала ему про все: про то, как лазили на комбинат, как нашли записи Надежды Филипповой и самое главное – что она видела в цеху обжига ночью.
– Год-то какой нонче? Вернулись, значит… – И дед замолчал.
Молчали и друзья. Первым не выдержал Сашка:
– Иван Васильевич, расскажите нам обо всем подробнее.
– Что рассказывать-то? Надькины записи вы читали. А больше я ничего и не помню. Стар я стал, ребятки. А перед Надькой я виноват, крепко виноват. Не надо было ей ничего говорить. Гнать ее надо было отсюда подальше, чтобы не лезла куда не следует. И вам советую: держитесь от комбината подальше.
– Но нам снятся сны! – сказала Женька. – И мы не можем от них отделаться! – И она рассказала про дядю Толю и цех обжига, в который прямо из дома ночью открывался проход.
– Сны, говорите… – Дед снова замолчал.
Выглядел он при этом так, как будто вдруг взял и заснул.
Друзья переглянулись.
– Не, ну че он? – не выдержал Лешка и потряс деда за плечо: – Иван Васильевич, Иван Васильевич! Вы нас слышите? – а когда тот проснулся, спросил: – Так это че, все взаправду? А чего они хотят-то?
– Так идола себе лепят да обжигают. Скоро люди пропадать будут. Начнут они жертвы приносить. Эх, что за жизнь… – вздохнул бывший сторож. – Когда же их остановят?
– А кто их может остановить? Как? – тут же хором спросили Сашка и Женька.
– Да бог его знает… – сказал дед и снова заснул.
– Совсем деда утомили. – В комнату вошел Дмитрий Иванович. – Все, хватит лясы точить. Давайте дуйте по домам! – и выпроводил компанию.
Всем троим ничего не оставалось, как отправиться домой.
– Не, ну че за хрень? Он явно в маразме. Или в склерозе. И чего я повелся, поверил вам, что он нам что-нибудь может рассказать! – возмущался Лешка.
– У тебя есть предложения получше? – спросил Сашка.
– Пусть Женька думает, это она нас во все втянула.
Женька, конечно, думала, но никаких идей пока не было. Они пообедали, оставили Лешку разбираться с монстрами в компьютерной игре и отправились с Сашкой в конно-спортивную секцию. А потом, вернувшись к Сашке домой, Женька искала мобильный телефон, который почему-то не нашелся в рюкзачке, и уже готова была обвинить во всем врагов, как вдруг в кармане куртки ее рука нащупала бумажку: «Приходи в семь. Василич». Телефон лежал там же.
Женьке стоило большого труда после ужина отделаться от Лешки с Сашкой и сбежать к бывшему сторожу. Дед встретил ее сам, проводил в свою комнату.
– Пойдешь сегодня ночью туда, – сказал Василич неожиданно твердым и ясным голосом. – Мальчиков с собой возьми. Пусть только рядом стоят, никуда от тебя не отходят. Пусть твоими глазами попробуют посмотреть. Если в первые минуты ничего не увидят – уводи их. Для них это опасно. Потом одна вернешься. Одна или с ними посмотри, готово ли идолище. Лепят они его или уже обжигают. Или, может, стоит уже истукан готовый. Если истукан готов, значится, ищут они себе жертву. Ты тогда сразу беги ко мне. Там разберемся.