Глава 11
– Дай мне ключ! Быстро! – прошипела Бестия. – Доверься мне! Давай ключ, ну же!
Баррелий вполголоса ругнулся, но выполнил ее просьбу. А пока она торопливо снимала с себя «змеиную уздечку» – судя по точности ее движений, это устройство было ей хорошо знакомо, – монах приветливо помахал дозорным рукой. И прокричал в ответ:
– Все в порядке, святой сир! Никаких проблем! Мы здесь просто разговариваем!.. Ух ты! О-о-о! Да что ты такое творишь?!
Последние слова кригариец произнес гораздо тише, и предназначались они Бестии. Которая, сбросив с себя удавку, не придумала ничего лучше, как спустить монаху штаны и уткнуться лицом… ну да, в то самое место, куда женщине утыкаться лицом в присутствии курсора было неприлично. И это еще мягко сказано! Ван Бьер повидал в своей жизни немало наглецов, но с такой вопиющей наглостью он сталкивался редко. А тем более, когда его делали соучастником подобной выходки, да еще без его согласия.
– Закопай тебя Гном! – зашипел ван Бьер на канафирку. – Ты в своем уме, чокнутая тварь?
Вместо ответа «тварь» начала издавать громкие сладострастные стоны и характерное чмоканье. Хотя до настоящих развратных действий она все-таки не дошла, и на том спасибо!
Продолжая упираться лицом в монашеские причиндалы, Бестия разыграла для храмового дозора спектакль, который, по идее, мог и сработать. Объяснять курсору на словах, что забыли в подворотне оринлэндец и канафирка, было хлопотнее, чем показать ему это безо всяких слов. И поскольку ни богохульством, ни святотатством ни тем паче отступничеством здесь не пахло, курсор мог просто махнуть на развратников рукой и отправиться дальше. Благо, нынче был обычный день, а не религиозный праздник. И эта подворотня была не единственной в городе, где творилось нечто подобное.
Подыграть Бестии, тоже имитируя сладострастные стоны, кригариец не мог. Он уже дал понять дозорным, что заметил их. А, значит, пойманному курсором со спущенными штанами развратнику требовалось вести себя естественно. То есть – изобразить неловкость и раскаяние.
– Да угомонись же ты, проклятая шлюха! – выругался ван Бьер и оттолкнул от себя разошедшуюся не на шутку «артистку». Отлетев к стене, она начала браниться в ответ. Но потом сделала вид, что тоже заметила гостей, прикусила язык, невинно захлопала глазками и вытерла рот ладонью.
– Прошу прощения, святой сир! Кажется, мы с моей подругой слегка увлеклись и погорячились! Каюсь! – Баррелий неуклюже раскланялся перед дозорными и принял смиренную позу.
Потоптавшись еще немного на месте, курсор сокрушенно покачал головой, а затем махнул храмовникам рукой, велев им идти дальше. И уже было хотел уйти сам, как вдруг резко остановился и, указав жезлом вглубь подворотни, крикнул:
– Эй, а там что такое?! Да ведь это же труп!
Услыхав про труп, храмовники вмиг обнажили сабли и выступили вперед, прикрывая собой курсора.
– О, нет, святой сир, вы ошибаетесь! – поспешил объясниться ван Бьер, подтягивая штаны. Он утащил оглушенного канафирца в самый темный угол, но глазастый курсор, будь он неладен, все равно того обнаружил. – Это не труп, а мой приятель Гундир! Вы уж его простите, но он пьян в стельку! Я уверен, Гундир тоже хотел бы поприветствовать вас, но он не может сейчас ни говорить, ни стоять. Я тащил его домой в Ихенер, когда нам повстречалась наша старая подруга. Вот мы все вместе и решили здесь немного… задержаться!
– А ну-ка отошли в стене! – распорядился курсор, приближаясь под защитой храмовников к монаху и канафирцам. – Я кому говорю! Вы, оба – живо к стене! Оружие есть? Если есть – сдать немедленно!
Баррелий распахнул накидку и показал свой подвешенный к поясу, короткий меч. Один из храмовников тут же отнял его, после чего наскоро обыскал монаха и отобрал также нож, который он носил сзади на поясе.
Второй храмовник тем временем беззастенчиво обшарил Бестию. Но выроненный ею кинжал ван Бьер выкинул в ближайшую груду мусора, а иного оружия при ней не нашлось.
Пока телохранители курсора возились с развратниками, сам он подошел к бесчувственному канафирцу и проверил, жив тот или мертв. Здесь Баррелий не соврал: его жертва и впрямь не умерла и должна была скоро очнуться. Вот только она не была пьяна, в чем курсор мог легко убедиться, не учуяв запаха перегара. Что давало ему повод заподозрить ван Бьера и Бестию в том, что они – бандиты, которые сначала ограбили прохожего, оглушив его, а затем предались любви прямо на месте преступления.
Такая догадка напрашивалась сама собой. И кригариец был бы немало удивлен, подумай заклинатель молний иначе. Он и не подумал. Удостоверившись, что канафирец не пьян, а оглушен, что также подтверждала свежая шишка у него на затылке, курсор указал храмовникам на «бандитов» и повелел:
– Поставить на колени и надеть на них кандалы!
Вряд ли им грозило оказаться в Капитуле – скорее всего, дозорные просто передали бы их первым встречным стражникам. Вот только для Баррелия не имело разницы, в чьи подвалы его заточат. Он не собирался в гости ни к заклинателям молний, ни к обычным тюремщикам. Также, как и Бестия. Которая атаковала стерегущего ее храмовника в тот же самый миг, как монах набросился на своего.
Гвардия курсоров состояла сплошь из отборных головорезов. И недооценивать их было бы серьезной ошибкой. Но еще большей ошибкой было бы недооценивать самого курсора. Наоборот, его надо было опасаться в первую очередь, поскольку он мог убить любого противника на расстоянии блитц-жезлом. А вот Баррелий не мог себе позволить убивать храмовых дозорных и это накладывало на него серьезные ограничения.
Чтобы храмовник не пырнул его саблей, ван Бьер подскочил к нему вплотную. И, схватив за грудки, саданул ему лбом в переносицу. А затем, не отпуская ошарашенного противника, впечатал его изо всех сил в стену. И потом – еще разок. И еще. К счастью, третий удар все-таки угомонил этого крепыша. После чего он, выронив саблю, грохнулся навзничь и лишился чувств.
Бестия была слишком тощей, чтобы колошматить дюжего конвоира о стену. Поэтому она не придумала ничего лучше, кроме как отпихнуть его и броситься наутек. Храмовник метнулся было за ней, но добежал лишь до выхода из подворотни. Просто он заметил, как его напарник проиграл схватку с Баррелием, и тот остался один на один с курсором. Чья безопасность была для храмовника превыше всего! И он, прекратив едва начатую погоню, поспешил обратно.
Но поспешил не сразу, а чуть погодя. Прежде чем вернуться в подворотню, храмовник схватил висящий у него на шее рог и протрубил сигнал тревоги. Чьи ноты напомнили ван Бьеру начало одной солдатской песенки, вот только сейчас эта мелодия его не обрадовала. Потому что она эхом разлетелась по округе, и ее наверняка услышали или другие храмовые дозоры, или стражники.
Пора было монаху брать пример с хитрой канафирки: тоже драпать прочь отсюда. А потом – и из города. Но не успел он подобрать свой меч, как случилось то, чего он опасался больше всего– его атаковал курсор.